сигарет, аттракцион невиданной щедрости был ефрейтору внове.
– Спасибо, товарищ лейтенант… Но я же не курю…
– Поэтому я тебя и позвал! – Для Соколова неожиданно
свихнувшийся Шматко был явным перебором.
– Держи, говорю! – не унимался лейтенант. – Я ж тебя не угощаю.
Я тебе на хранение выдаю. Вечером после ужина заберу.
Соколов всѐ же решил сделать попытку:
– Товарищ лейтенант, так у вас же есть сейф…
– Не, Соколов, сейф – место ненадѐжное. У меня от него ключ
есть, а значит, я могу залезть и взять, ясно?
Определѐнная логика в объяснении Шматко была, наверное…
– Тебе этого не понять, – вздохнул лейтенант, – ты ж не куришь.
Короче, после ужина подойдѐшь в канцелярию и вернѐшь. Сигареты
никому не давать! Взял тринадцать – вернул тринадцать! Понял?
– Так точно! – Соколову полегчало: во-первых, чѐткий приказ, он
всегда облегчает жизнь, а во-вторых, всѐ же лучше, когда лейтенант
бросает курить, а не сходит с ума.
– И запомни, Соколов… После ужина! Если буду подходить
раньше – пачку мне не давать, понятно?
17
– А если вы будете приказывать? – не было ещѐ такого вопроса,
на который лейтенант Шматко не смог бы ответить: «Ну… это…» Так он
и сделал:
– Ну… Это… Значит, не исполняй! Я приказываю не исполнять мои
приказы до ужина, ясно?!
Приказ не исполнять приказы – разве это не лучший приказ, о
котором только может мечтать военный?
Сколько бы времени вы ни потратили на сборы, всѐ равно что-то
непременно забудете. Ирина и Михаил об этом не знали, иначе бы не
проверяли уже в который раз – всѐ ли упаковано.
– В расположении ничего не забыл?
– Вроде нет… А даже если что – мужики пришлют…
Майор Зубов, зашедший в лазарет, точно знал, что одна важная
вещь ещѐ не нашла своѐ место в багаже.
– Привет молодым! Готовимся к последнему марш-броску?.
– Так точно, товарищ майор, а мы и сами хотели к вам
заскочить… – Бутылка, которую майор поставил на стол, кажется, только
что появилась из воздуха.
– Работаем на опережение! Вот! Вы на этикетку смотрите. Видите?
Все офицеры части расписались. Стрельнете на свадьбе… так сказать, от
нашего имени. И ещѐ… Там возле штаба мой железный конь под парами
стоит. Подбросить?
– Спасибо, товарищ майор. Через полчаса отец на КПП заедет. –
Приезд отца явно вызывал у сержанта Медведева желание всплакнуть.
– Медведев, что-то у тебя глаза какие-то грустные. – Майор явно
занервничал: грустный сержант, да ещѐ и дембель – явление
неизвестное и наукой не изученное. – К утру же дома будешь, почему не
замечаю радости на лице?
– Понимаете, товарищ майор, обидно немного – каких-то полгода
до дембеля оставалось, и тут…
18
– Ты мне эти мысли брось! – Если бы Медведев был
повнимательнее, он бы заметил ту скупую, легендарную, которая
вот-вот должна была покинуть майорский глаз. – Раз там решили, – как
ни в чѐм не бывало продолжал майор, – что с таким ранением дальше
служить нельзя, значит, нельзя! Это армия, а не пионерский лагерь. Ты
свой дембель честно заработал! И о службе вспоминать можешь с
высоко поднятой головой. Это говорю тебе я, твой командир роты!
– И командир части, между прочим, – добавила Ирина.
– Слушай, Медведев, эту женщину, она у тебя умная, –
любезностью на любезность ответил майор. Рука сержанта сама собой
потянулась отдать честь.
– Есть слушать эту женщину!
– Другое дело! Ну, а теперь не по уставу. – Объятия майора были
мощными, но короткими. – Счастья вам – полную обойму!
Звук захлопывающейся дверцы автомобиля неизбежно обещает
дорогу. Михаил с Ириной погрузились в машину отца и махали через
стѐкла второй роте, собравшейся у КПП, чтобы их проводить.
– Везѐт Медведеву – скоро дома будет, – замечтался Вакутагин.
– И духам нашим тоже повезло, – откликнулся Соколов.
Везение духов не входило в планы Гунько.
– Это каким боком?
– Как каким, – удивился Соколов, – одним сержантом меньше
стало!
– Ничего, – утешил Гунько, – и одного сержанта хватит, чтобы
жизнь мѐдом не казалась. Вторая рота, строиться в расположении!
К моменту завершения построения вторая рота знала: от убывания
сержантов служба легче не становится.
19
– Закрыто! Что кому не понятно?! Обед! – Этот голос просто не
мог принадлежать Эвелине, однако это был он.
– Так до обеда ещѐ полчаса, – робко пытался возражать кто-то,
лелеявший надежду попасть в чепок.
– Значит, переучѐт. Всѐ, гуляйте, – Эвелина осталась неумолима к
голодающим…
Дверь в чепок закрылась, Эвелина сбросила с себя
отвратительную шкурку сволочи и превратилась в прекрасную
возлюбленную старшего лейтенанта Смалькова:
– Ну? Что майор сказал?
– Сказал, что поздно – бумага на меня в штаб округа ушла, –
примерно с такой интонацией Ной сообщал своему семейству о
приближающемся потопе. Хотя нет, Смальков был значительно
угрюмее…
Смотреть безучастно на страдания любимого старлея Эвелина не
могла. Что может женщина, когда она ничего не может? Присев на
колени Смалькова, она включила тембр, который мог бы совратить