Читаем 200 дней до приказа полностью

также задался целью поставить мировой рекорд по сборке-разборке

автомата.

– Фахрутдинов! Иди сюда… – чѐтко спрыгнув с брусьев, дух уже

через секунду был в пределах досягаемости Кабанова и Гунько…

– Чем на гражданке занимался? Каким видом спорта?

– Никаким…

Не удовлетворившись ответом, Кабанов резко выбросил руку,

пытаясь ткнуть Фахрутдинова в живот… Рука была отбита – не сильно, но

уверенно. Так, чтобы не обидеть Кабанова и в то же время сберечь живот

от тыканья. Кабанов не обиделся.

– Видал, Гуня! Дух у нас – КМС по никакому виду спорта. Видал?

Шифруется наш Ринат Оскарович.

Не факт, что рядовому Фахрутдинову удалось бы и дальше

шифроваться, если бы ефрейтора Кабанова не вызвали в канцелярию.

Переспав с ещѐ одной мыслью, Смальков решил, что если не Соколов,

так кто же, как не Кабанов! Ещѐ несколько пересыпов, и старшего

лейтенанта можно будет смело называть бабником.

– Лучшей кандидатуры, чем ты, Кабанов, у нас нету! – вдохновенно

начал Смальков.

– Как? Так вроде ж Соколова уже сержантом…

– Ишь, размечтался Соколов!. Пусть вон лучше каптѐркой своей

занимается! Сержантом он захотел! – вконец озадачил Кабанова

Смальков.

– Товарищ старший лейтенант, я не могу быть сержантом – у меня

голос не командный, – пытался сорваться с крючка Кабанов.

– Это дело наживное, – подсекал Смальков.

– И… хватки нету…

– Ничего. Со временем всѐ придѐт. Так что иди, Кабанов, готовь

лычки, чего стоишь?

45

Лычки Кабанов готовить не хотел. Собственно, дело было не в

лычках, а в куске алой тряпки, которая неизбежно должна была

регулярно оказываться на рукаве нового сержанта. Быть регулярным

дежурным по роте в планы Кабанова не входило. Нужно было срочно

что-то придумать…

– Товарищ старший лейтенант, я никому не рассказывал, но вам…

– Мне? – Смальков был сражѐн оказанным ему доверием, Кабанову

оставалось закачать в широко распахнутые уши старлея только что

придуманную историю.

– В общем, мой дед с войны ефрейтором вернулся… И я, когда

уходил в армию, пообещал деду, что вернусь, как он, – тоже

ефрейтором… Понимаете? Я слово дал… деду…

Смальков тяжело вздохнул. Потом ещѐ раз. Ему предстояла ещѐ

одна ночь с мыслью.

– Товарищ лейтенант, разрешите…

Явление Вакутагина на глаза Шматко было событием не самым

частым. Как известно, чем дальше от начальства и чем ближе к кухне –

тем спокойнее проходит служба. Повар, бросивший кухню и не

оказавшийся тут же в кровати, либо болен, либо чем-то очень сильно

озабочен. Вакутагин был озабочен простыми арифметическими

подсчѐтами.

– Я узнал про поезда… До Тюмени только по вторникам ходит…

Три дня ехать… А из Тюмени до Якутска – по понедельникам… А от

Якутска… Получается двенадцать дней дороги. И отпуск десять…

– Сколько-сколько дней дорога??

– Двенадцать… Обратно быстрее – девять.

Эти сроки явно не входили в планы Шматко.

– Вместе с десятью днями отпуска – тридцать один день! Считай,

месяц! Десять дней без шеф-повара, это ещѐ ладно. Но месяц! На месяц,

Вакутагин, я тебя не могу отпустить – сам подумай…

46

– Ещѐ самолѐт есть, – пролепетал Вакутагин. Пролепетал явно

зря.

– Ты в какой армии служишь, Вакутагин? Самолѐт! Поезд, общий

вагон – максимум плацкартный! Вакутагин, а у тебя родственников в

Москве нет? Посмотрел бы столицу, на рынок сходил, затарился…

– У меня дядя есть – в Усть-Каменецке, – оживился уроженец

Севера.

– Это где?

– Это тоже под Якутском, только в другую сторону…

– Хрен редьки не слаще, – Вакутагина тянуло в сторону от

московских магазинов. – А хочешь к Соколову в гости поехать? В

деревню! Поможешь ему сумки нести – у Соколова тѐтка из чѐрной

смородины такое винцо делает!

Вакутагин не хотел в гости, он хотел домой. Впервые за всю

свою службу он пожалел, что стал поваром.

– Товарищ старший лейтенант! Рядовой Нелипа по вашему

приказанию прибыл!

На этот раз Смальков решил действовать издалека. Поняв, что

между рядовым и лычками существует загадочное свойство

существовать отдельно, он не хотел наступать на эти грабли снова.

– Значит, ты сколько у нас уже служишь?

– Две недели.

– А вообще?

– А вообще – полтора года.

Сейчас или никогда – Смальков рискнул:

– За две недели, Нелипа, ты зарекомендовал себя… В общем,

будешь сержантом, Нелипа!

– Есть!

47

– Что, вот так сразу? – не поверил своим ушам старший

лейтенант. – И отнекиваться не будешь?

– Отнекиваться от чего?

– Ну… Что, мол, не хочешь быть сержантом, причины всякие

уважительные?

– Какие ещѐ причины? – не понял Нелипа. – Нет никаких причин,

товарищ старший лейтенант.

– А я в тебе не ошибался. Ты действительно – зарекомендовал

себя. Так и запишем… Не-ли-па!

Глава 12

Вечером в казарме у каждого свои интересы: молодые пытаются

успеть всѐ сделать до отбоя, а старики – взять от армейской жизни то

немногое, что в ней есть. По телевизору, будто насмехаясь над

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза