Читаем 200 дней до приказа полностью

– Э, земеля, ты куда с ведром? – уроженец Вологды, солдат

Бабушкин

уже

начал

уставать

отрывать

Папазогло

от

общественно-полезного труда.

35

– Ну, так мусор сказали вынести.

К уставшему Бабушкину присоединился Нелипа:

– Пока мы здесь, ты отдыхаешь, что непонятного?

Непонятное в лице Кабанова приблизилось и продолжило

дембельскую забаву:

– Папазогло, ты приказ слышал или как? – Папазогло слышал,

его пальцы вновь сомкнулись на ручке ведра.

– Поставь, я сказал…

– А ну взял и метнулся!

Если бы Папазогло был роботом, его бы уже давно замкнуло от

взаимно противоречащих приказаний, увы, он был человеком, а значит,

его мучения продолжались.

– Мужики, вы ему только хуже делаете, – решил по-хорошему

разрешить конфликт Кабанов.

– Ну, реформаторам всегда тяжело, – не сдавался Бабушкин.

– Смотри не надорвись, Столыпин, – Кабанов был прав,

надорваться – не надорваться, но нарваться явно было на что – из

глубины казармы к точке конфликта подошли Гунько, Вакутагин,

Соколов. Инициативу в руки по привычке взял Гунько:

– Ну-ка, Папазогло, иди покури на крыльцо…

Глава 9

Где-то очень глубоко в душе Гунько был монахом. Сразу это было

трудно заметить, собственно, и сам Гунько об этом не догадывался,

пока с удивлением для себя не обнаружил, что абсолютно точно знает,

что делать с теми, кто приходит со своим уставом в его, гуньковский,

монастырь. Монах, который сидел внутри сержанта, был, вероятно,

36

родом из Шао-Линя, потому как требовал активных махов руками и

ногами.

Пополнение в лице Бабушкина и Нелипы, бойцов, гордо

носивших бляху от ремня не намного выше колен и застѐгивающих

воротник ровно на той высоте, который бы скрывала пупок от

нескромных взглядов, о монахе не подозревало. В конце концов,

рассуждали они, кто виноват в том, что Гунько не посчастливилось

родиться в Вологде?

Быть может, и никто. Проблема была в том, что и Кабанов не

родился в Вологде, и Соколов, и… Собственно, все в роте, кроме

Папазогло, как назло, более-менее равномерно рождались на просторах

матушки России, по странной случайности обходя Вологду.

– Мужики, вы же знаете, что бывает, когда в чужой монастырь со

своим уставом прутся? – в последний раз попытался решить проблему

Гунько без применения силы.

– И чѐ бывает? – притворился любопытным Бабушкин. Если бы

рядом проходил Станиславский, он сказал бы: «Не верю».

Станиславские рядом не ходили, вместо них откликнулся Кабанов:

– Бывает больно…

– Деды на дедов? Давайте, духам на потеху, – возмутился Нелипа

и был прав. Дед – существо прикосновенное исключительно старшим

офицерским составом в редкие дни заботы о личном составе.

– Землячества здесь не будет, – наконец-то сформулировал

Гунько.

– А что будет? – недопонял Нелипа.

– Я так понимаю, толпой на двоих здесь сейчас будет, – обиделся

Бабушкин.

– Зачем толпой? Можно и два на два, – слова эти были бы

словами человека наивного, если бы не были словами Кабанова. Один

на два было бы куда справедливее, если этот один – Кабанов. Сняв

ремни и шапки, они сходились. Бой обещал быть осмысленным и

беспощадным. До первого крика дневального.

37

Где-то перед внутренним взором зрителей, моментально

обступивших

четвѐрку

дедушек,

промелькнула

фигурка

полуобнажѐнной девушки с табличкой первого раунда. Увы, как же

далеки мечты от реальности – вместо девушки в казарму вошѐл

Смальков, дневальный проспал.

– Отставить! ! – Некоторые учѐные утверждают, что, заходя с

места светлого в место тѐмное, в том числе из коридора в казарму,

человек несколько секунд ничего не видит. Смальков умудрился не

только сам ничего не увидеть, но и лишить роту редкого зрелища

дедовского боя.

– Сержант Гунько!

Публика разочарованно выдохнула, уже стоявший в стойке Гунько

выпрямился и с почти незаметным опозданием бодро откликнулся:

– Я!

– Ко мне в канцелярию! – скомандовал Смальков.

Вечер нокаутов на сегодня отменялся. Или, по крайней мере,

переносился в канцелярию.

Удивительное – рядом. На самом деле, это закон природы. Ну кто

ещѐ, кроме командира роты, мог думать, что у него в роте нет

дедовщины. Даже пингвины в челябинском зоопарке знают, что в

каждой роте она есть. Смальков не знал. То есть про каждую знал, но не

догадывался, что его, вторая рота, тоже каждая.

Начало беседы старшего лейтенанта и сержанта было

многообещающим.

– А ты знаешь, сержант, что бывает, когда кровь взыграла?!

Сегодня ты сослуживцу морду набьѐшь, а завтра! – кому ещѐ мог набить

морду сержант, так и останется тайной, а вот Смальков на пустяки свою

взыгравшую кровь не тратил: бить – так капитана! Вспомнив свой

недавний подвиг, комроты несколько остыл.

38

– Давай поговорим не как офицер с сержантом, а как мужчины.

Обещаю, это никуда не уйдѐт. Я просто разобраться хочу. Скажи честно,

что не поделили? В чѐм суть конфликта?

Даже сержант может ошибаться. Наверное, в Гунько опять всплыл

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза