проводились в связи с общим направлением русской внешней политики. В некоторых немецких княжествах, например, Саксонии, образовывались генерал-губернаторства, с русским аристократом во главе и с советчиками из числа
преданных Штейну передовых немцев. Там, где Метерниху удавалось отстоять сохранение немецкого государя, перешедшего из наполеоновского Рейнского союза к коалиции, Штейн ставил, наряду с государем, своего агента с
комиссарскими полномочиями. В прихожей административного совета, ожидая приема у Штейна, часами ждали, если
не толпы, то кучки немецких государей.
В 1814 году, еще до падения Наполеона, русские войска заняли во Франции территорию с населением в 12
миллионов человек. Тучи французской дворянской эмиграции предлагали Александру I свои услуги по управлению
оккупированной Францией. Удовлетворение их просьбы значительно усилило бы позицию Наполеона, так как
французы уяснили бы себе сразу необходимость сомкнуться для защиты завоеваний революции. Вероятно, обращение
к дворянской эмиграции вызвало бы вскоре и значительные восстания в тылу русской армии. Поэтому, несмотря на
явное стремление помочь русским против Наполеона, несмотря на знание языка и страны, несмотря на наличность в
населении некоторых элементов, например, духовенства, расположенных к эмиграции, ее предложение было
отклонено, и Штейн получил директиву — пользоваться во Франции для организации оккупации только русскими и
немецкими чиновниками.
В 1914 году, при оккупации Галиции, искусственная руссификация вредно отразилась на отношениях власти к
населению и явилась, в общем, ударом для русского дела в Галиции. Привлечение неудовлетворительного состава
чиновников облекло руссификацию в рамки карикатуры и взяточничества.
В момент войны не при всяком соотношении сил выгодно обострять классовую борьбу в занятых областях; необходимо получить приток сил, а не отталкивать грубыми приемами значительные группы населения во
враждебный лагерь. Надо также указать пределы для использования местных средств во избежание полного разорения
населения и создания материала для комплектования бандитских и партизанских шаек в нашем тылу.
Еще в XVIII веке, при оккупации русскими войсками Восточной Пруссии, мы полагали, что факт перехода
фактической власти в наши руки равносилен переходу к нам верховной власти; прусское население приводилось к
присяге Елизавете Петровне. Современное международное право так, как оно регламентировано гаагскими
конвенциями 1899 и 1907 годов, стоит на другой точке зрения и требует (ст. 43) "уважения, за исключением
абсолютной невозможности, законов, имеющих силу на данной территории". Таким образом, декрет 17 декабря 1792 г., которым Национальный Конвент повелевал генералам республики провозглашать в оккупированных территориях
верховную власть народа, в эпоху, предшествующую мировой войне, признавался нарушением международного права.
Однако, международное право, невидимому, создается юристами специально для его нарушения; Линкольн еще в 1863
г. занимал противоположную им точку зрения, и его идеологическая позиция представляет я сейчас интерес для
советских юристов и дипломатов. Драма заключается в том, что международное право стоит на принципиальной
позиции, отвергающей всякое вмешательство в чужие внутренние дела и осуждающей всякую интервенцию. А так как
войны ближайшего будущего не могут, хотя бы отчасти, не носить характер вмешательства в дела соседа, то все
постановления международного права оказываются абсолютно неприемлемыми. Германия, провозгласив в ноябре
1916 года независимость Польши, нарушила международное право.
Расширение базиса войны. Вопросы оккупации вызывают к себе в Красной армии особое внимание. Если
война ведется в нормальных европейских условиях и не связана с энергичной деятельностью на чисто политическом
фронте — с сильными классовыми или национальными движениями — то продвижение вперед дается дорогой ценой; при нашествии на обширную область наступающая сторона теряет большие силы и средства, чем те, которые она
может извлечь из оккупированных территорий и приобщить к своим. Поэтому выросшие на почве европейской
буржуазной мысли крупнейшие стратегические писатели — Бюлов и Жомини — единодушны в указании на трудности
дальних вторжений и очень скромны в оценке тех плюсов, которые возможно извлечь из оккупированной территории.
Клаузевиц включил даже в самую сущность своей теории положение о кульминационной точке наступления, перевалив за которую силы наступающего идут на убыль. Сама территория неприятельского государства
рассматривается европейской стратегической мыслью как источник ослабления наступающего.