19a80551de29cd22aac68fc54f3430de

Лодзинской операции. Необходимо, чтобы момент величайшего оперативного напряжения совпадал с кризисом

операции, а не запаздывал. Момент начала Лодзинской операции совпадал с отказом германцев от дальнейшего

наступления на англо-французском фронте и прекращением Фландрской операции. В первую очередь могли быть

переброшены на русский фронт 7 пехотных и 2 кавалерийских дивизии. Фланговый удар непосредственно был нанесен

в период 11-22 ноября 1914 г. 11 пехотными дивизиями; 23 ноября прорвавшимся в тыл Лодзи германским войскам

пришлось уже пробиваться на север; в конце ноября германский фронт подвергся сильнейшему нажиму. В этот момент

начали подходить подкрепления с запада, и их пришлось, разбросать по всему трещавшему германскому фронту. Нет

сомнения, что если бы удар был произведен не 11, а 18 германскими дивизиями, то 2 я и большая часть 5-й русской

армии были бы уничтожены, и германскому фронту не пришлось бы переживать ряда тяжких кризисов.

Почему германские резервы не попали к кризису операции? Фалькенгайн и Людендорф не сговорились об их

более ранней переброске. Конечно, хорошо было бы перебросить их на 2 недели раньше с запада на восток, и

объективных причин, которые бы препятствовали такой переброске, не было. Но если резервы запаздывали на 2

недели, то почему было не отложить начало операции на 2 недели? Австрийцы и германский ландвер, оставленные

перед русским фронтом, доказали в течение Лодзинской операции свою неспособность к энергичной атаке русского

фронта. Но оборонительно они действовали бы более успешно. Русские предполагали начать свое наступление только

через 4 дня; неделю можно было бы дать русской операции развиваться; обстановка для флангового удара изменилась

бы только к лучшему. Лишь ничтожной части Силезии угрожала опасность, и притом весьма кратковременная. В основе

ошибки Людендорфа, нам кажется, лежат ложные представления об активности. Он хотел наступать первым, хотя бы и

не вовремя. Но против Самсонова немцы приступили к оперативному развертыванию лишь после того, как

наступление Самсонова вполне выяснилось — и от этого только выиграли. Стремление к предупреждению неприятеля, излишняя торопливость, — являются виной неудачи многих плохо подготовленных операций.

Таково же наше мнение и о майском наступлении Запфронта в 1920 году. Мы говорим о желательности

приступать к операции лишь после окончания развертывания. Но мы были бы ошибочно поняты, если под этим

разумелось бы сосредоточение всех сил государства; очевидно, что здесь имеются в виду лишь силы, предназначенные

для данной операции, завершение не всей мобилизации государства, а определенного се эшелона. И затем, конечно, нет

никакой необходимости выжидать, чтобы все силы и средства были выгружены из вагонов. Часть этих сил можно

оставить на рельсах, как оперативный резерв для железнодорожного маневра. При учете неприятельских сил, с

которыми придется иметь дело, точно также нельзя ограничиваться подсчетом того, что неприятель имеет сейчас на

фронте, а надо учитывать и то, что подвезут к нему железные дороги в течение самой операции. В плане войны

австрийского генерального штаба содержалась капитальная ошибка: русские будут иметь на 20 день 35 дивизий, а на

30 день 60 дивизий; поэтому нужно, будто бы, наступать на 20-й день. Ведь австрийцы не могли мечтать о завершении

такой обширной операции скорее чем в 10 дней; следовательно, они должны были рассчитывать: если будем наступать

на 20-й день, мы встретим все, что русские подвезут к 30 дню; т.е. 60 дивизий; если начнем наступать на 30-й день, то

встретим более сильный русский фронт и более слабые резервы, так как в основной массе русские перевозки будут

закончены в течение первого месяца.

Однако, техническая возможность начать операцию в данный момент, закончив развертывание на 100%, отнюдь не должна толковаться, как обязательство немедленно приступать к ней. Из того обстоятельства, что Франция

могла закончить на 15-й день свое оперативное развертывание, французскому генеральному штабу совершенно не

следовало делать вывод об обязательности перехода в наступление против Германии на 16-й день. Несмотря на веские

основания ожидать, что против Франции будет направлен первый удар германцев, французы не сделали ни малейшей

попытки вставить в военную конвенцию, обязывавшую Россию и Францию к наступлению против Германии, оговорку

о том, что наступление является обязательным только для той из договаривающихся сторон, против которой Германия

оставит меньшую часть своих сил, другая сторона может перейти к обороне и выигрывать всеми мерами время, оттягивая развязку. Мышление французских стратегов XX века нам рисуется стоящим на низшей ступени сравнительно