Саксонские войска, составлявшие почти треть армии противника, были набраны с миру по нитке, необстреляны и явно дезорганизованы. Курфюрст Иоганн Георг в окружении молодых саксонских дворян в броских плащах и шарфах собственно персоной командовал саксонской кавалерией на крайнем левом фланге. Эти свеженабранные кавалеристы являли собой рос-кошный вид, в ярких одеждах, со сверкающим отполированным оружием. На ветеранов Тилли это всё впечатления не произвело. Разве и у овец перед стрижкой не роскошный вид?
Хоть шведы и представляли собой совершенно иную картину, на солдат имперской армии они тоже не впечатлили. Да, шведы вышли в идеальных боевых порядках, но…
На этом сходятся все описывавшие битву очевидцы. Как в последствии писал шотландский офицер, шведская армия была «
Армия Тилли провела с ним многие годы, не зная ничего, кроме побед. На деле же среди «крючконосых, усатых ветеранов» было немало новобранцев. Процент дезертирства в армиях того времени был астрономически велик. Но из-за царившего в Центральной Европе хаоса, дезертиры из одной присоединялись к другой армии и наоборот. И благодаря всё тому же хаосу, в новых рекрутах недостатка не было. Все те строгости и формальности, характерные для армий более поздних эпох, в то время почти полностью отсутствовали.
Но даже самый сырой из рекрутов, попав в часть, впитывает в себя мистику и престиж прошлого. Ветеран или нет, крючконос он или усат, он думал и вел себя, будто и в самом деле был таким. А вот у противника не было ничего такого, что могло бы заставить «людей Тилли» испугаться. Возможно, имидж «людей Тилли» был искажен и приукрашен современниками, но он у них наверняка был и опирался на прочную историческую основу.
Солдаты-католики принялись повязывать на шляпы белые шарфы. И когда их престарелый генерал, а ему стукнуло тогда 72, выгарцовывал перед строем на своем знаменитом белом скакуне, от терцио к терцио неслись приветственные крики «Тилли, отец наш!» И вслед за этим триумфальный боевой клич имперцев:
Густав II Адольф тоже обратился к войскам. Король был известен и как оратор, по общему мнению – лучший в Швеции, и войска приветствовали его с большим энтузиазмом. На тот период Густав II Адольф был, пожалуй, самым отважным воином из живущих. Со времен Александра Великого ни один из правящих монархов не выказывал личной отваги на поле битвы. Его же отвага граничила с безрассудством. Уже ко дню битвы при Брайтенфельде он носил на своём внушительном теле шрамы от множества боевых ран. Доспехов он не носил, ибо не мог. Польская пуля, попавшая в него за четыре года до этого в битве при Диршау, так и засела у него в шее. Панцирь бередил бы эту рану, так что король шёл на бой только под защитой варёной кожи и Воли Б-жьей.
Слушая его речь, шведские солдаты повязали на свои шлемы зелёные повязки и проревели свой боевой клич:
* * *
В полдень битва началась. Первые два с половиной часа шла обычная пушечная дуэль – Тилли и Густав примерялись друг к другу.
В ходе взаимного обстрела выяснилось, что артиллерия шведов превосходит имперскую. У короля Швеции пушек было больше, они были лучше, а люди у орудий – лучше обучены. А самое главное – ею командовал Торстенссон. Однажды войдя в рабочий ритм, шведские артиллеристы отвечали тремя залпами на один имперский.
Паппенгейм, как обычно горячий и полный нетерпения, решил переломить обстановку и повёл своих Чёрных Кирасир в первую в тот день атаку. Не дожидаясь команды Тилли, их командир обрушил мощнейший кавалерийский удар на правый фланг шведов.
Жест был бессмысленным и Тилли проклял его, не успел тот проскакать и сотню ярдов. «Это они украли мою честь и славу!» - воскликнул он, вскидывая руки в отчаянии.