– Внесу в кассу в ближайшее время.
Тысяча с лишним рублей у Панова на сберкнижке. Чего им лежать мертвым грузом, ждать девяностых?.. Пусть лучше послужат на благо решения жилищной проблемы. Не страны в целом, а моей лично. Плюс расписка. Ее я тоже собирался монетизировать. В заначке немного есть. Продам что-нибудь. Займу. Не важно.
– А взносы как платить будешь? Ежемесячно! – Ректор не сдавался. – Шестьдесят рублей, не меньше! У тебя стипендия сколько? Сорок рублей?
– Да, повышенная, – покивал я. – Но есть еще скорая…
– А там сколько получаешь? Сто? Сто двадцать?
– Восемьдесят. Так ссуду же взять можно, полпроцента в год, потяну.
– А пошлют тебя по распределению в дальние края, будет твоя квартира пустая три года ждать тебя! – Ректор покачал головой.
– С распределением вопрос я постараюсь решить, – заявил я. – Я в Институте питания помогаю в исследованиях, будут результаты – обещали похлопотать.
На самом деле ежемесячные платежи я не тянул. Только первый взнос. И сразу ссуда, хоть на какой срок, с ее помощью чуть ли не три четверти суммы покрыть можно. СССР – это огромная касса взаимопомощи. На том, кстати, и погорел.
Дальше ректор лишь скептически качал головой, Фролов мягко его убеждал. Если бы не коньяк, остался бы я с голой грамотой. Которую можно повесить только в сортир – другой пользы от нее нет.
Сначала ректор с помощником выпили одну рюмку. Принесли кофе. Под это дело они налили вторую… Я понял, что мне пора. Взрослые ребята свои вопросы решать будут без меня. Зато мне сказали, куда принести документы для включения в очередь на кооперативный дом на улице 1905 года.
А дальше неинтересно. Давид исчез куда-то, Баринов – тем более. Наивный юноша, сколько ни бегай, только умрешь уставшим. Звонить Томилиной не буду, пусть отдохнет от меня. Ну хоть от вчерашней шапкозакидательской закладки остался один патрон, на который я всякий раз натыкался, когда засовывал руку в поисках мелочи.
И я пошел просто прогуляться. Времени вагон, есть не хочется, планов на сегодня никаких. Какой же я молодец! А что, сам себя не похвалишь… Вчера Морозов мои догадки одобрил. Поиграть с газовым составом воздуха сам бог велел. Тем более что профессор точно помнил: в эту сторону они и не двигались даже, сопутствующую же микрофлору пытались убить пенициллинами. Все не то. А с хорошим лаборантом я быстренько покажу Игорю Александровичу искомое. Его дело – дать живительного пинка аспирантам, чтобы статью готовили. Квартиру сегодня, считай, из воздуха достал. Деньги платить? Не смешите. Да любой иногородний и втридорога заплатит, лишь бы в таком месте жильем обзавестись.
Надо себя побаловать чем-нибудь. А чем? Обедом в том ресторанчике? Одному идти не охота. Алкоголь? Тоже не тянет. А уж старый добрый шопинг, успокоитель нервов моих современников, в теперешней Москве только в виде репортажа по телевизору существует. Ну да, снимут очередь перед магазом в Нью-Йорке в канун черной пятницы – готовая агитка про тяжелую жизнь простых трудящихся.
Так ничего и не придумал. И ладно, вон, в парке погуляю. Который культуры и отдыха имени товарища Пешкова. Тем он хорош, что на качели-карусели ходить не обязательно, и так время провести можно. Посидеть на солнышке, наслаждаясь последними теплыми, хотя бы относительно, деньками. И даже поесть мороженого. Пломбир в вафельном стаканчике. И даже пойти за второй порцией. И не потому что у него какой-то совсем уж волшебный вкус, как некоторым кажется через годы, через расстояния. На душе хорошо, вот и все.
А возле входа из будочки звукозаписи Боб Марли радостно пел про то, что все в эту жизнь попадают с холода. Ну да, у них там, на Ямайке, морозы сильные. А ведь он живой еще, чертяка, черпает жизнь полной ложкой. Куплю, наверное, кассету, послушаю. Все удовольствие – восемь рублей за «ТДК» с записью. А на второй стороне – концертник с «No Woman No Cry».
И – домой.
Так до вечера и проболтался: то стирку затеял, то вещи перебирал и в шкаф развешивал. Котлет из кулинарии нажарил, с макарохами. Вот последние, в отличие от мороженого, шлак. То они альденте до хруста на зубах, а на десять секунд отвернулся – получай переваренную массу. Только тертый сыр немного спас ситуацию. Одно расстройство. Хорошо еще, что на душе, а не в кишечнике.
Томилина позвонила сама. Мы с ней мило поболтали о том и о сем, у меня даже мелькнула в голове мысль: а не пригласить ли ее к себе, чем черт не шутит? Продолжим вчерашний турнир по постельной борьбе, расслабимся. Но тут Лена меня просто огорошила. Начала прощаться: дескать, надо выспаться, встретимся на дежурстве с утра.
– Как это с утра? – удивился я. – Наша смена послезавтра, ты ничего не попутала?
– Сама удивляюсь, Лебензон позвонил, так и так, мол, производственная необходимость. Я про тебя спросила, он ответил, что тебе Галина Васильевна должна позвонить.
– Да? Может, забыла? Или позже напомнит?