15 ножевых

– Тушь, Сима. Маленький кусочек, попавший в глаз, вызовет неконтролируемое слезоотделение. Платок чистый. Вытирай слезы и иди на свое место. Потому что к нам идет Давид.

* * *

Теперь мне стала понятна странная «любовь» товарища Лебензона к моей скромной персоне. Защита семейных ценностей – наше все. И ладно. Будет возбухать – уволюсь. Не очень-то и хотелось. Портить мне жизнь на подстанции, несмотря на его должность, у него рычагов не особо много. Будет контролировать время прихода и ухода? Флаг ему в руки. Пытаться поймать меня на пьянстве? Шансы нулевые. То же самое и со звонками родственникам с целью собрать компромат о грубости, вымогании денег и даже порче имущества. Ха-ха три раза. А заставить диспетчеров посылать меня на какие-нибудь гадкие вызовы вне очереди он не имеет права. И диспетчера его в этом не поддержат. Даже если им будет жаль несчастную Симу до глубины души. Ну и, в конце концов, я – студент.

Деньги население медикам, конечно, дает. Рубли, трешки, реже – пятерки. Случается это не на каждом вызове и иной раз даже не каждое дежурство. Дают – бери, ничего зазорного я в этом не вижу. Выпрашивать подачки или намекать, что есть специальный препарат, который украли прямо из-под подушки у Брежнева и ты готов уступить его за смешные денежки, – я таким не занимаюсь. Мне неинтересно. Так что дядя Лева может названивать по следам наших выступлений хоть до китайской пасхи.

Вот Елену жалко. Если она будет моим постоянным врачом, то достанется и ей. Лучше уж скажу сразу, если что, пусть просит другого фельдшера.

* * *

– Видел?

Рядом плюхнулся Дава, кивнул в сторону высокого плечистого парня с глазами навыкат и коротким ежиком волос. Одет модно, даже шейный шелковый платок повязан. За карман рубашки зацеплены черные очки. И это в сентябре, когда солнце светит уже совсем условно. Белый халат явно не в «Медтехнике» куплен. Что-то заграничное, наверное. Или местное, но для больших людей.

– Видел, – покивал я, ничего не понимая.

– Приперся – и ноль внимания!

– Я уже понял. Ноль внимания на нас. А в чем, собственно, дело?

– Это же Барин!

– Да ты что… – Я огорченно всплеснул руками.

– Ой, все время забываю про твою амнезию. – Ашхацава тихо проговорил мне на ухо: – Это с ним ты ходил играть в покер к каким-то мажорам. И те проигрались в пух и прах.

Ага, вот оно как… Я еще раз оглядел Барина, спокойно беседующего с прихлебателями – двумя мелкими парнями в плохеньких старомодных костюмах. Те угодливо посмеивались, поглядывали в мою сторону.

– А почему его Барином кличут?

– Так фамилия соответствующая, Баринов. Слушай, Андрюх, ты говорил, что мажоры тебе три сотни задолжали после игры! Расписку дали.

Немалые деньги! Но ничего такого в вещах Панова я не нашел. Спрятал? Ладно, пока морду кирпичом, разберемся.

Я увидел, что в аудиторию вернулся лектор, достал конспект. Неужели опять все по новой?! Учеба, экзамены… Шариковая ручка в моей руке жалобно треснула.

* * *

А лектор бубнил и бубнил. Про язву желудка. Он такой старомодный или термин «язвенная болезнь» еще не в ходу? Вот он закончил про патогенез… Стоп, что-то не то. Я про такую байду и сам могу много рассказать. Полноценную лекцию, после подготовки, конечно, но смогу. Потому что когда жена заведует кафедрой и тренируется в изложении материала на тебе любимом, то ты хоть книжки читай в это время, хоть носом клюй, а в голове информация останется все равно. Двадцать семь тем Катерина Владимировна готова была прочитать на выбор и без бумажки. Эх, Катя, Катя… Похоронила, небось, мою тушку уже. Вот же… На хрена только вспоминал? Мне сейчас впору самому слезы платочком промокать. Или вторую ручку ломать.

Короче, я помню про язвенную болезнь много. Не то что фармакокинетику блокатора протонной помпы от и до изложу, но ведь это… и не… главное! Есть! Вспомнил! Уоррен открыл бактерию в прошлом году, но выделить и вырастить на пару с Маршаллом они смогут только… через год! В восемьдесят первом. Вся соль в питательных средах! Нобелевская премия две тыщи пятого года! Интересно, а фрак надо специально для церемонии шить?

Я еле досидел до конца лекции. Хрен с ним, с Барином, с мажорами… Тут просто клад под ногами! Пока препод вещал всякую древнюю пургу про лечение и прочую фигню, я записывал себе все, что мог вспомнить про это дело. Вся соль в средах! Я вот прямо точно не помню, но направление известно! Да хрен с ним, найдем хорошего гипнотизера, выудим из мозгов что надо. Скорее бы конец лекции!

– Как препода зовут? – спросил я Ашхацаву, когда лектор начал складывать свои бумаги в папочку.

– Ростислав Станиславович, не перепутай, – тщательно выговорил абхаз.

Я схватил свой чемоданчик и побежал к выходу из аудитории. Наперерез мне двинулась Лиза. Ого, какую скорость она развила! Но я успеваю!

– Панов! – крикнула она, когда поняла, что меня не догнать.

– Потом, Лиза, все потом! Некогда! – И я припустил за скрывающимся в переходе лектором.