13 мертвецов

Таканобу, который расправился с раненым мечником, сделал шаг вперед и остановился. Его голова, отделенная от тела одним ударом, упала на грудь и осталась висеть на полоске кожи.

Я издал тяжелый вздох.

Человек в черном атласном кимоно воспользовался моей растерянностью и ранил меня в плечо. Я выронил меч и, зажимая рану, отступил. Но лишь для того, чтобы избежать нового удара. Я собирался броситься на того, кто убил Таканобу, и перегрызть ему горло.

Помню, как спросил Таканобу, что такое настоящая смелость. После урока владения мечом, измотанный, мокрый до нитки, но довольный собой. Он ответил:

– Если сломан клинок, ты задушишь врага голыми руками. Если отсечены руки, вдавишь его в землю плечами. Если отрублены плечи, разорвешь шею противника зубами. Это и есть настоящая смелость.

Человек в черном рассмеялся и занес меч над моей головой.

Я не стал зажмуриваться, чтобы встретить смерть с открытыми глазами, и увидел, как обезглавленный Таканобу шагает к человеку в черном и наносит смертельный удар.

Отрубленная голова врага отлетела к поленнице и покатилась по полу. В наступившей тишине пульсировала кровь, с шипением вырывалась из рухнувшего тела.

Таканобу опустился на колени и завалился назад. Его голова, по-прежнему скрепленная с телом полоской кожи, откинулась, словно в попытке встать на место.

Мой друг принял смерть.

Он был крепок духом, этот безупречный воин, и он не умер сразу, как только ему отсекли голову. Успел спасти меня.

Таканобу говорил, что плохих времен не бывает.

Я не верил в это ни тогда ни сейчас.

Схватив голову его убийцы за черную косичку, я вынес ее под свет фонаря. Внимательно всмотрелся в застывшее удивленное лицо и признал Фукоэмона. Шрам через правую щеку, о котором рассказывал Таканобу, не оставлял сомнений. Господин Киевари был отмщен, а мой друг завершил свой достойный уважения путь.

Я обратился к мертвой голове:

– Я друг Ёсида Таканобу, бывшего вассала Оиси Киевари. В прошлом году ты украл меч господина Киевари, унизив его за ничего не значащие слова и вынудив к совершению харакири. Сегодня я пришел в твой дом, чтобы помочь Таканобу отдать долг верного слуги…

Глаза Фукоэмона распахнулись мутной синевой, мясистые губы расплющились, обнажая в оскале зубы. Такое иногда случается. Отрубленные головы просыпаются на несколько минут. Я бросил голову на землю (глаза моргали, язык загребал мелкие камни), наступил на нее и проткнул тем самым клинком, который некогда выкрала у Киевари ойран Белое Сияние.

– Я отнесу твою голову на могилу господина Киевари, как хотел Таканобу. Сделаю подношение духу его господина.

У меня не было уважения к высокому сану Фукоэмона, я не собирался обращаться к этому подлому человеку «ваша светлость», как сделал бы Таканобу, если бы был жив и сохранил голос.

Я вернулся в сарай и с почтением вынес во двор тело Таканобу.

Все это время меня что-то смущало, и вот я понял причину. Из тела Таканобу, из разрубленной шеи, не текла кровь. На выбритом лбу проступали темные пятна гнили, которые я принимал за кровоподтеки. Срез шеи был темным и сухим, под ним зияла старая рана, которую Таканобу все это время прикрывал повязкой, – глубокая, гнилая… смертельная…

Этого не могло быть!

Я сел на землю рядом с головой Таканобу, чтобы дать себе время подумать, и постепенно мои мысли перестали метаться.

Таканобу был мертв, когда спас меня в школе, когда безмолвно попросил сопровождать его в последнем пути. Его кодекс, философия и упорство позволили ему остаться верным человечности.

Жить в мертвом теле.

Он не мог провалиться в ад или подняться в рай, не доведя до конца дело отмщения. Не знаю, чего ему стоило не превратиться в после-смерти в голодного зверя, каждый день, каждый новый восход…

Как-то раз Таканобу сказал: «Даже будучи болен самой серьезной болезнью, самурай может прожить еще несколько дней». А еще я прочитал в библиотеке токийской школы: «Возвращение с того света или спасение из ада живых существ возможно лишь тогда, когда есть смелость».

Путь самурая теперь у меня в голове. Подарок Таканобу. Надеюсь, он поможет мне отыскать еще один путь – путь домой.

Я нашел носилки, которые употреблялись высшим сословием для горных экскурсий, и осторожно уложил Таканобу на плетенку. Голову самурая удерживал лоскут кожи. Я перетянул шею полосками ткани. Голову Фукоэмона положил в мешок. Тащить носилки пришлось за бамбуковый шест.