100 великих достижений СССР

Особое место среди поэтов-шестидесятников занимает Булат Окуджава (1924–1997). В 18 лет он ушел на фронт – у раннего Окуджавы много стихов о войне. Подобно поэтам-фронтовикам, он воспринимает войну как трагическое испытание человеческой души. Но к суровому психологическому драматизму своего поколения Окуджава примешивает свою особую интонацию. Его лирический герой – мальчик, сменивший школьную парту на окопы, острее солдат ощущающий «холод войны», испытывающий ее жестокость, но он старается всеми силами сопротивляться «расчеловечиванию» («Я буду улыбаться, черт меня возьми, / В самом пекле рукопашной возни»). Из войны Окуджава принес чувство хрупкости человеческой жизни и неиссякаемую потребность в добрых началах, которые поддерживали бы человека и давали ему надежду.

Владимир Высоцкий, Булат Окуджава и Юрий Любимов на репетиции. 1976 г.

Этическая позиция связана с идеей человечности, которой он придал интимно-трогательное звучание. Источник человечности – сострадание отдельному человеку, стремление помочь ему избыть одиночество.

Образ одиночества всегда на горизонте художественного мира Окуджавы как знак главной беды человеческого существования.

Кстати

Социальный пафос Окуджава выразил в песенке про полночный троллейбус, где троллейбус уподобляется кораблю, его пассажиры – матросам, Москва – реке. Чувство плеча других одиноких душ на корабле-спасителе, не разрешая трагической коллизии, все же успокаивает душу. Написано стихотворение в 1957 г. В нем сжато мироощущение с большим философским потенциалом, но без претензии на значительность.

Эстетические принципы Окуджавы определились вполне отчетливо. В центре его эстетической системы стоит понятие идеала, которое чаще заменяется словом «надежда», но им не исчерпывается. Человек не может жить без надежды, душа не может существовать без идеала, без тяги ввысь, без света и светоча – это для Окуджавы аксиоматические истины.

Стихотворение, которое можно считать его эстетическим кредо, начинается так: «Мне нужно на кого-нибудь молиться». Показательно, где поэт ищет идеал, из какого «материала» его создает. Герой, уничижительно ассоциирующий себя с муравьем, тоже испытывает нужду в высоком («…вдруг захотелось в ноженьки валиться, поверить в очарованность свою»). Но объект поклонения он ищет рядом, в родном мире, в кругу ценностей, которые ему близки и понятны (и муравей создал себе богиню по образу и духу своему). А далее происходит трансформация: сначала уходит уничижительная метафора, ей на смену приходят любовно подмеченные бытовые детали, через которые создается образ богини (пальтишко было легкое на ней; старенькие туфельки ее). И в финале образы простого муравья и его богини, укрупняясь посредством сугубо житейской мотивировки (фигуры и отбрасываемые ими тени), возводятся на огромную духовную высоту:

И тени их качались на пороге.
Безмолвный разговор они вели.
Красивые и мудрые, как боги,
И грустные, как жители земли.

Окуджава единственный из всех поэтов 1960‐х гг. создал свою художественную Вселенную – Арбат (тот гордый сиротливый, извилистый, короткий коридор от ресторана «Прага» до Смоляги). Арбат в культура шестидесятников значил много, был неформальным центром Москвы, ее ядром, где бурлила подлинная, живая жизнь. Он всячески подчеркивает подлинность Арбата, которая проступает прежде всего в его бытовой обыкновенности, неказистости (был создан по законам вечной прозы; люди невеликие; худосочные дети Арбата). Но именно такой Арбат стал у него этическим центром мира, сюда он обращает взоры художников, потому что этот мир интересен, театрально ярок. Здесь свой нестандартный социум, в котором одинаково равны такие кумиры, как «комсомольская богиня» и приблатненный Ленька Королев. Здесь утверждается дух братства в качестве главного этического мерила социума, оно объединяет людей на той почве, что под ногами, роднит по соседству, духовно сближает через дыхание, слышимое через стенку. Поэтому арбатский дворик – как домашний очаг, который укрепляет и согревает сердце человека. Арбатское общество, или, как стали говорить, арбатство, занимает в иерархии духовных ориентиров Окуджавы самое высокое место.