По распоряжению министра культуры Екатерины Алексеевны Фурцевой открылся знаменитый московский Театр на Таганке под руководством Юрия Петровича Любимова – театр, который сразу выявил оппозиционный настрой к театральному соцреализму и отход к театру поэтическому, символическому, площадному. Театр на Таганке, сразу став самым популярным театром не только Москвы, но и всей страны на долгие годы, официально был определен как театр самой низкой категории – ниже шли самодеятельные коллективы.
Поэты и писатели: как жили – не тужили
Отечественные издатели сегодня искренне признаются, что «экономят» на авторах. На гонорары в России живут очень немногие литераторы, остальные вынуждены зарабатывать на жизнь каким-то иным трудом. В этом смысле жизнь непосаженных и нерасстрелянных отечественных писателей, и в особенности драматургов, в 30–50‐х гг. прошлого века может показаться просто райской…
В 1922 г. вопрос о поддержке литераторов на Политбюро поставил покровитель Есенина, Пильняка и Шкловского Троцкий, сказав, что «лучше всего, разумеется, если бы эта поддержка выражалась в форме гонорара». Чуть позже его поддержал несостоявшийся поэт, друг Демьяна Бедного Сталин. Он написал в ЦК записку о «материальной поддержке вплоть до субсидий, облаченных в ту или иную приемлемую форму». И писателей поддержали.
Прозаик получал деньги за авторский лист и процент с тиража, независимо от того, как он разошелся. Ему причитались жалкие полтора процента, но тиражи были огромными. Книга могла стоить 1 рубль 20 копеек, 50‐тысячный тираж считался маленьким, 100‐тысячный небольшим. За авторский лист (22 машинописные страницы) платили от 250 до 800 рублей. Переиздание приносило 60 % от первоначального дохода. Малоизвестный писатель получал за книгу 5–7 тысяч рублей, не считая потиражных. Драматургам причитался процент со сбора – 1,5 % за акт, семиактная пьеса давала 7,5 % сбора (идя по стране, она приносила до 50 тысяч в год). Либреттистам доставалось 2,75 %.
И это была вершина айсберга, хорошо кормила даже литературная поденщина.
Типа «никакого праздника нет, а мы – пируем».
3 сентября 1923 г. фельетонист Булгаков пишет в дневнике: