Свою первую пьесу «Далеко от Сталинграда» Анатолий Суров отжал у подчиненного. Будущий сталинский лауреат работал ответственным секретарем «Комсомольской правды», в штате газеты был талантливый человек, журналист Шейнин. Начальник предложил ему написать пьесу, пообещав ее пробить. Тот взялся за работу, Суров читал и хвалил, когда пьеса была готова, он отнес ее в Театр Ермоловой. Поначалу на титульном листе стояло два имени, затем Шейнин исчез. Тот запротестовал, и ему тут же пришили политическое дело: бедняге не посчастливилось сказать, что висящий над развалинами Сталинграда лозунг: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» – выглядит нелепо. К тому же Суров подкупил завлита Театра Ермоловой, пообещав ему часть процента со сбора, и тот сказал, что Шейнин рукопись не подписывал. Настоящему автору оставалось радоваться, что его не посадили, Анатолий Суров получил отличную прессу и путевку в жизнь.
Пьяный Суров подрался с прозаиком Бубенновым и проткнул его задницу вилкой, затем он подрался с собственным шофером, побил врача «скорой помощи». Медсестра вызвала участкового, но лауреат дал ему денег, и тот спустил дело на тормозах. В конце концов Анатолий Суров осквернил выборы: со словами «я знаю, что делаю» он изорвал и растоптал избирательный бюллетень. Специальная комиссия выяснила, что он плагиатор, его исключили из партии и Союза писателей, а потом символически аннулировали – вычеркнули из Краткой литературной энциклопедии.
В литературе и кино много пили и гуляли и в 30‐х, и в 50‐х гг. Пил Шолохов, пил Фадеев, спивался совестливый обидевшийся Олеша – контраст между вечным праздником в ресторанах Дома работников искусств, Дома литераторов и жизнью обычных людей казался ему невыносимым. Этим путем шли многие, и «от такой жизни запьешь» – слова, сказанные Сталину Шолоховым, кажутся двусмысленными.
В 1950 г. вопросами авторских гонораров занималась комиссия во главе с будущим главным идеологом партии Сусловым. Ей очень не понравилось, что Константин Симонов за четыре года получил два с половиной миллиона процентных отчислений за постановки пьес, а переводчице Мингулиной одна пьеса принесла около миллиона за три года. Прозаики тоже прекрасно зарабатывали (наследники Алексея Толстого за собрание сочинений, подписка на которое была объявлена в 1953‐м, должны были получить около 5 млн). Сталин сказал, что от чрезмерно жадных писателей «отвернется народ», и положил предложения комиссии под сукно.
После смерти Сталина Суслов настоял на своем, и гонорары за собрания сочинений были снижены. Уменьшились доходы переводчиков и отчисления драматургам, но пьесы все равно приносили отличные деньги. Прекрасно жили сценаристы. За 75 страниц им платили от 6 до 7 тысяч рублей и полтораста процентов «потиражных» при выходе фильма – можно было купить квартиру и машину.
Так работал советский рынок культуры: доход зависел от тиража, количества копий фильма, востребованности музыки и пьесы, проданных билетов. То был единственный исторический период в единственной на всем белом свете стране, когда писать романы и пьесы было выгоднее, чем работать предпринимателем или чиновником-коррупционером.