Хёкдже задумался. Ему совсем не нравился настоящий Ким Хичоль, который только и делал, что позорил его великого отца. А еще не нравилось, что отец так сильно увлекся этим полоумным певцом. В их отношениях царила полнейшая садомазохистская идиллия, которая смотрелась отталкивающе. Но, может быть, Хичоль, оставшись наедине с любившим его парнем, мог вспомнить о собственных чувствах, о гордости, в конце концов… и прекратить запрыгивать на коленки к отцу по первому же зову, как бестолковый пушистый шпиц?
- Слушай, я, может, организую тебе часик наедине с придурком, – нехотя пообещал Хёкдже. Монах поднял голову, и на мгновение «принцу» даже показалось, что он с надеждой смотрит ему в глаза. – Только ты уж там с ним от души любись, чтобы потом не жалко было с Ником. А иначе папа обидится, он ведь Нику обещал и привык за свои слова отвечать. Ну, ты же представляешь, как это плохо – когда папа обижается?
- Мне как-то неловко, – робко заметил Кюхён. – Словно сводят двоих зверей для вязки…
- Эй, ты еще тут повыбирай! – Хёкдже упер руки в бока и нахмурился. – Папы не будет, приведу тебе его подстилку, ты этой подстилке заправишь… ой, прости, подаришь свои нежные ласки – и все, по местам, жопами кверху, Хичоль у папы, ты у Ника. И чтоб «спасибо» мне сказал, понял?
- Спасибо, – пролепетал монах.
- Да не сейчас! – огрызнулся Хёкдже. – Когда трахнешь его! А то, может, еще и не выйдет. Ты же девственник на последнем издыхании, тут в самый раз ставки делать: то ли спустишь от одного поцелуя, то ли вообще не встанет!
- Если я просто смогу обнять его в последний раз, мне будет этого достаточно, – грустно улыбнулся Кюхён.
- Романтика, – хмыкнул Хёкдже. – Ну, кстати, а ты тоже в долгу не оставайся. Джеджуна-то к тебе пускают, вот и поговори с ним. Про меня. И про его мужа. Ну, чтобы он того ублюдка забывал скорее и позволял хорошему парню за собой ухаживать. Вот. – Хёкдже почувствовал, что немного покраснел, и мысленно порадовался слепоте собеседника. – Он к тебе прислушается. Ты же типа духовенство, нравственный ориентир и все такое.
- Мне подтолкнуть его к супружеской измене? – удивился Кюхён.
- Нет! – рявкнул Хёкдже. – Объяснить, что брак заочно расторгнут, потому что муж положил на него огромный болт! Ну, серьезно. Имей совесть. Я тебе обещаю папину любимую игрушку дать потрахать, а ты не можешь уговорить брошенную девчонку налаживать личную жизнь!
Джеджун не ожидал атаки, когда шел к Кюхёну для спокойного вечернего разговора. Он вообще надеялся, что с ним сможет, как обычно, отдохнуть от напряжения. А тут пожалуйста – совет присмотреться к сыну главного злодея. И какие монах приводил доводы! Чанмин уже ушел. Чанмин мог погибнуть. А им с Алексом требовалась защита… Джеджун перебил Кюхёна и принялся строго объяснять свою точку зрения. Да, муж мог бы проявить и больше рыцарства, но он выбрал благоразумие, что тоже осуждать не следовало. Да, Хёкдже был симпатичным и даже хорошим парнем, в другой ситуации его кандидатура стала бы идеальной… Но Джеджун любил своего несчастного супруга. Любил несмотря ни на что. Вот такого, не способного на бесполезные пламенные речи и показную храбрость, зато нежного и, хотелось надеяться, верного. Голос Джеджуна дрогнул. Он старался как можно меньше думать о Чанмине, чтобы не расстраивать себя, ведь лишние волнения были вредны для ребенка. Но теперь, когда перед глазами нарисовался яркий образ любимого предателя и ничтожества, он не стал его отгонять, ухватился за него и заплакал. Ну, а если Чанмин на самом деле стал изменять? Если вообще вздохнул свободно, избавившись от «ошибки природы» и случайного плода их нездоровой связи? С чего Джеджун взял, что вампир любил так же сильно, как он сам?
- Не плачь, – попросил Кюхён. Он на ощупь отыскал на столе коробку с бумажными носовыми платками, вытянул один и стал осторожно вытирать слезы с лица омеги.
- А, неважно, послеродовая депрессия, – попробовал засмеяться Джеджун. – Но думаю, ты меня понял. Я не могу так сразу. Для меня сейчас существует только один мужчина, и моему сердцу неважно, существую ли для него я.
Кюхён крепко обнял Джеджуна, словно чтобы утешить, но вместо этого быстро стал шептать ему на ухо:
- Потяни время, будь послушным с Хёкдже. У меня есть план. Твой муж тебя ищет, и если все получится, то скоро он придет сюда за тобой и Алексом.
- Откуда ты…
Кюхён попросил омегу молчать, крепче сжав его плечо, и добавил, повысив голос:
- Подумай о Хёкдже. Для него ты точно существуешь. Сейчас его глаза видят только тебя.
Джеджун опасливо осмотрел погруженную в полумрак комнату. Неужели здесь тоже могли быть камеры или хотя бы микрофоны? Бедный монах и поспать спокойно не мог? А если записывающие устройства находились также в ванной? Сидишь на унитазе, ни о чем не беспокоишься – а тем временем охрана любуется тобой на мониторе и гадает, когда ты уже все свои дела сделаешь? Беспредел!