- Герцог? – переспросил он, успокоившись и поднявшись со стула. – Чон Юно – идиот. Ничуть не лучше майора. Вся разница между ними лишь в том, что майор знает, какой он дурак, а герцог уверен в своем интеллектуальном превосходстве. Но они одинаково непроходимые тупицы. У оборотня есть тайный план? Он знает, что делать? Конечно, Юно все продумал! – Хичоль скинул левую руку Кюхёна с подлокотника кресла и сел на него сам. – Я приволоку всю его компашку сюда, они пересекутся с Настей, заставят ее оживить кого-нибудь, способного конкурировать со мной, и надерут злу задницу! – Кюхён резко повернулся к Хичолю, словно мог его увидеть. Это в самом деле было частью плана, хоть и с некоторыми уточнениями. – Только есть небольшая загвоздка: я никого из этих дебилов сюда не потащу. Паршиво, когда стратегия выстраивается на одном-единственном допущении, ты так не думаешь? Хлоп – и ее нет. А знаешь, почему? Потому что оборотень – якобы самый умный. Но он всю жизнь только и делал, что сражался на честных поединках с другими волками да трахал мальчиков различной степени миловидности. Это – военачальник? – Хичоль презрительно хмыкнул. Кюхён задрожал, осознав, что каждое слово врага – чистая правда. – И единственный, к кому герцог прислушивается, – это простой вояка с образованием в объеме трех классов убогой школы. Мой слуга мог бы подсказать что-то дельное, но он – ничтожество без права голоса. И ты серьезно думал, они придут сюда, чтобы забрать тебя? – Хичоль просунул руку в вырез футболки монаха, схватил серебряный крестик и резким движением сорвал его с груди, тут же швырнув в угол. – На Бога тоже не надейся, Кю. Он не станет защищать таких, как мы. Рассчитывай только на Николаса. Джеджун уже сделал правильный выбор – согласился ублажать Хёкки. Если порадуешь моего верного слугу, я подумаю о том, чтобы продлить тебе жизнь.
Хичоль ушел. Когда раздался характерный писк запираемого замка, Кюхён сполз с кресла на пол и положил голову на сидение. Вот теперь ему было действительно жаль, что он не мог плакать. Если герцог не появится в подземном дворце, монах не передаст ему амулет, не наделит его магической силой. Все будет потеряно.
Впрочем, Кюхёна с детства приучили к тому, что бездействовать – грешно. Он не имел права сдаваться, пока не попробовал найти выход. Первым делом монах попытался сообщить обо всем команде герцога, но за три часа у него не получилось установить связь с настоящим Кюхёном – он совсем недавно делал это, и в следующий раз его способность овладевать чужим разумом восстановилась бы не раньше, чем через несколько дней. Что еще оставалось делать? Попросить Николаса отвести его на прогулку за пределы дворца и сбежать? Кюхён в отчаянии засмеялся, подумав об этом. Был один шанс из миллиона, что он, полуживой, сумел бы удрать от вампира. Даже если бы снова мог использовать магию для атаки.
А Николас, словно чувствуя, что о нем подумали, захотел наконец нанести визит своему возлюбленному. Бывший сенатор не страдал от того, что слишком долго добивался интима от монаха. Ему нравилась эта средневековая невинность, она по-настоящему возбуждала его, и он оттягивал момент сладкого соблазнения, получая от этого удовольствие. В конце концов, его постель каждую ночь согревал кто-нибудь из числа преданных Совету юношей и девушек, которые буквально выстраивались в очередь у его спальни. Николас никогда прежде не пользовался такой популярностью, хотя и был видным политиком. Уже за одно это ему хотелось целовать руки своему господину. При таком обилии эротических угощений он легко мог справляться со своей ролью галантного кавалера. Правда, в тот день, войдя к Кюхёну после недельной разлуки, Николас осознал, что пора было заканчивать с этими архаичными ухаживаниями. И не только из-за состояния возлюбленного, хотя, судя по его внешнему виду, скоро можно было рассчитывать только на некрофилию. Просто Николас почему-то вдруг решил, что «мальчик» уже готов перевести отношения на новый уровень.
Председатель поздоровался с Кюхёном, уже привычно поцеловав его в губы. Монаха больше не бросало от этого в дрожь, хотя сначала каждая подобная ласка подталкивала к истерике: он ведь не любил политика! Но какой был толк от сопротивления? Потеря поддержки единственного, кому требовалась его жизнь, пусть и для удовлетворения своей похоти? И Кюхён терпел. Даже делал вид, что ему нравится. А Николас принимал его спокойствие за расположение и гордился своими успехами.
Закончив с поцелуями, Председатель взял свою игрушку за руку и заставил подняться с кресла, чтобы отвести на кровать. Он очень хотел выпить крови монаха, но свежий пластырь на шее остановил его: недавно кто-то другой уже получил свою порцию. Это вызвало вспышку ревности. Почему господин продолжал предоставлять кровь Кюхёна всем желающим? Маг принадлежал Николасу, весь, включая каждый эритроцит! Вон омега уже родил – можно было его подавать к столу, тоже ведь экзотика!