0f38d74c480a4cc3f66ad4d0dc7c05fe

Зато, как ни странно, Чанмина полюбили духи умерших. Может быть, им стало скучно в обществе вечно серьезных магов, но после того, как монах однажды призвал духа в присутствии Чанмина и тот набалагурил так, что сам Кюхён хохотал до колик в животе, покойники стали преследовать охотника. Они были не слишком давно умершими и еще очень привязанными ко всему земному; но сам факт того, что Чанмин мог травить байки о собственной жизни при пяти или шести духах, шел вразрез со всем, что до сих пор помнили в монастыре.

— Его можно обучить очень многому, его любят бестелесные сущности, — сказал Шивон. — Не прогоняй этого юношу. Если ты приложишь достаточно усилий, он сможет стать одним из тех удивительных охотников, которые имеют магические способности.

— Я сделаю все возможное, — пообещал Кюхён.

Получив требование сделать из Чанмина грозу нечисти, первым делом монах взял охотника в путешествие. Вооружившись магическим посохом и маленькой холщовой сумкой с самым необходимым, он повел ученика в странствие. Он думал, что долгие трудные переходы, встречи и беседы с разными людьми помогут Чанмину духовно очиститься. Да вот как бы не так…

Все началось с того, что в первом же попавшемся селении Чанмин выменял у одного старика, замученного визитами зомби, защитный амулет на три бутылки макколи и напился, попытавшись влить остатки вина в своего учителя. Далее был эпизод в лесу, где двое ночевали на расстеленных прямо на траве циновках; было прохладно, и Кюхён свято верил, что страдания тела вернут Чанмину равновесие духа. Пальцем в небо: монаха разбудил приятный аромат жареного мяса. Он метнулся на запах и увидел, что Чанмин, поймав зайца, развел костер, довел дичь до готовности и уже уплетает ее за обе щеки. А ведь в монастыре предписывался отказ от животной пищи! «Хочешь?» — спросил Чанмин, протягивая монаху аппетитно пахнущую заднюю лапку. Кюхён убежал прочь. Если бы он остался, то наверняка покусился бы на запретную пищу.

Последней каплей стало посещение большого города. Кюхён вел туда Чанмина, чтобы познакомить его с мудрыми монахами местного монастыря. Охотник вытерпел целый вечер философских диалогов, глядя на просвещенных с самым заинтересованным видом, и даже сам вставлял почти умные комментарии, рожденные из союза наставлений учителя и прочитанных манускриптов. Однако ночью Чанмин улизнул из комнаты, которую делил с Кюхёном. Монах, проснувшийся уже после его исчезновения, отправился на поиски, припоминая все недостатки ученика. Чанмин не пил и не ел; как выяснилось, он продал свой магический посох и на вырученные деньги пошел к кисэн, взяв сразу двух симпатичных молодых девушек. «Бери любую, мне не жалко, » — сказал Чанмин, когда Кюхён ворвался в его комнату. «Нам жалко, он же не платил, » — робко возразила одна из жриц любви. Кюхён закрыл глаза, чтобы не лицезреть чужую наготу, и вытащил ученика из гнезда порока. Он понимал: еще немного, и они поменяются ролями, Чанмин начнет его учить распутству. Следовало немедленно оградить его — а главное, себя — от соблазнов внешнего мира. И Кюхён, не слушая возражений охотника, отправился обратно в монастырь, попутно медитируя на каждом привале. Он просил у богов прощения за свою слабость. Уж слишком незначительным было его осуждение и чересчур сильным — желание присоединиться.

И вот, когда до монастыря оставался день пути, Кюхён, заснув в лесу, проснулся уже в удивительной самоходной телеге. Там оказались четыре незнакомых человека и Шим Чанмин, изменившийся до неузнаваемости. Это был не добродушный гуляка, а уверенный в себе и при этом насквозь лживый парень со странной аурой, которая почему-то нисколько не напоминала ауру привычных ему темных сил, хотя амулет указывал на присутствие нечисти. Кюхён решил проверить Чанмина. Он скоро понял, что это, хоть и Чанмин, да вовсе не тот.

Интересно, его ученик вернулся в монастырь… или к охотникам?..

Лгать — тоже грех. Но Джеджун так доходчиво объяснил, что ложь для Джунсу — исключительно во благо, что Кюхён засомневался.

— Он и впрямь будет страдать, если узнает, что его любимый изуродован или мертв, — согласился монах. Все, кроме Джунсу, обедали в кафе рядом с больницей; Кюхёну нашли современную одежду — джинсы и футболку — и он чувствовал себя в этом наряде несколько неуютно. — И если бы он не оказался тут с нами, то сумел бы его спасти… Думаю, я смогу подыграть. Это будет забавно, да простят меня боги.

— Слышь, а у вас мужик с мужиком — типа не грех, как у белобрысого? — спросил Ючон, ткнув пальцем в Джеджуна.

— Любовь не может быть грехом, — тоном проповедника отозвался Кюхён.

— Вот и я придерживаюсь того же мнения, — подхватил Юно. — А эта англиканская церковь…

— У нас тут англиканская церковь уже все разрешила, — заметил Чанмин, — так что ты попал по адресу, серый.

— А о любви ли ты говоришь, Чон Юно? — засмеялся Кюхён. — Боюсь, ты просто делишь ложе с мужчинами, которых вожделеешь. Это — грех.

— И герцог Кентерберийский плевать хотел на мнение какого-то хрена с горы, — поморщился Юно.

— Со Священной горы, — напомнил Кюхён.