Читаем Звездопад полностью

Лукана зажег коптилку.

— Это ты, того! Чего же ты спешила? Или я не мог отвезти?

Даро хотела промолчать, но потом испугалась чего-то и еле выдавила:

— Я не знала… если б я знала.

Лукана не расслышал ее голоса в мельничном шуме, вышел, вернулся со вторым кулем, с трудом обхватив его и широко ступая.

— Чего ты ищешь, Кимоте? — спросил он мельника и, не выпуская мешка, обернулся к нему.

— Мешочек… пустой мешочек был здесь, — суетился старик.

— Мешочек, — повторил Лукана, — найдется, куда ему пропасть, — и еле сообразил опустить свой куль на пол.

«Мерин!.. Настоящий мерин!» — подумала Даро.

Лукана перетащил все мешки и сел.

— Эх, засуха… — вздохнул он и стал закручивать самокрутку.

Про Даро он как будто и не помнил, как будто забыл, что она здесь. Поднес к коптилке свернутую, как мутака, цигарку и затянулся.

Ох, хитришь, Лукана, хитришь!..

Потом стал помогать мельнику выгребать муку.

Что, торопишься? Поскорее бы кончить это и выйти на дорогу…

В бункер снова засыпали зерна.

Лукана завязал мешок, поднял его, остановился в дверях и сказал:

— Будет дождь, верно тебе говорю. — Потом обернулся к Дарико: —’Ты что, не идешь, того? — и заржал.

«Мерин!..» — опять подумала Даро и, как побитая, поднялась с места. Споткнулась о мешки, встала, опять споткнулась и, пошатываясь, пошла к дверям.

На дворе было темно. Она прислонилась к косяку и не смела ступить ни шагу.

— Идешь ты или нет?

Торопится!

— Я здесь, видишь? — окликнул ее Лукана, по-видимому спрыгнув с арбы.

Даро бросилась в темноту.

Пусть хоть здесь, при мельнике, не трогает ее…

— Вот арба.

— Вижу, — прошептала она. Хотела закричать: «Руку, руку пусти!» Но Лукана не держал ее за руку.

Тяжело двинулась арба.

Лукана шагал рядом, держась за поручень. Даро сидела, спрятав голову меж рук. Арба подпрыгивала, громыхала на изъезженной, изрытой дороге и со скрипом катилась дальше.

— Чего же ты над осью села, — сказал Лукана, — пересядь вперед, а то растрясет.

Катилась арба, и рядом шагал Лукана, а мельничный шум становился все тише и тише…

— Ну-у… стой, стой! — послышался голос Лукаии.

Быки пошли медленнее. Колеса несколько раз перекатились через булыжники. Арба стала.

— Ой! — вскрикнула Даро и подняла голову.

Арба стояла над запрудой.

Чего ты хочешь, Лукана? Почему остановил арбу? Ведь здесь мост, сумасшедший, мост! Все дороги сходятся здесь!.. Кто-нибудь нарвется на нас. Ей хватит и своего позора… Не нужно ославлять ее на всю деревню. Хоть бы уж через мост перешли, свернули с дороги, а лучше подожди до леса, до леса подожди. Ведь лес, ведь вся дорога еще впереди!.. Лукана! Только не здесь, только не здесь! Не у моста! Слышишь, долговязый, не тронь, не тронь ее на этом мосту! Весь мир ходит через этот мост!..

Лукана перешел через мост. В одном месте мост был проломан. Он отыскал пролом, запомнил его и вернулся к арбе.

…Лукана, переведи арбу через мост, а там… черт с ним!

Лукана удлинил веревку, привязанную к рогам быков, слегка стегнул их, и арба двинулась через мост. Колеса взобрались на насыпь, Лукана осторожно объехал пролом, еще раз стегнул быков. Арба покатилась смелее, быки побежали по скату и оставили аробщика позади. Он неторопливо приближался к арбе. Сейчас уже не спешил долговязый.

Догонит… сейчас догонит.

Быки пошли медленнее.

Догонит, ненасытный… только не здесь, не посреди дороги. Подожди до леса…

Он уже в десяти шагах. И быки, ему на радость, пошли медленнее.

Что с того, что сейчас ночь, что луна закатилась… Ведь это дорога. Какой-нибудь запоздалый путник пройдет или охотник…

Лукана уже в трех шагах от арбы.

Слышишь, долговязый… не делай так, чтоб вдову закидали камнями, не выставляй ее к позорному столбу.

Он уже рядом, взялся за поручень…

Мерин… настоящий мерин…

Даро спрятала лицо в ладони. Нет. Она не может видеть, как долговязый, задрав ногу, упрется коленом в арбу, потом подтянет вторую ногу, и не станет слышно его шагов. Арба накренится назад.

Лукана, ты хоть с дороги сверни. Ну… ладно. Ладно! К черту все, только с дороги, с дороги сверни, ненасытный!..

— Ты что, того, не пересела вперед?

— Нет… я сейчас, — пролепетала вдова и обеими руками сильнее вцепилась в поручни.

Смотри-ка, какую хитрость придумал… «не пересела», говорит. Арба, мол, растрясет тебя… А сам вот сейчас вскарабкается, встанет на арбу, обнимет ее… Нет, не дай бог… и как будто не хочет, чтоб ее растрясло, как будто о ней беспокоится… Лукана, только не так сильно, знай меру, вот уж действительно мерин! Ведь ты буйвола можешь одним ударом свалить, осторожно… осторожнее! Не поломай ей ребра… не раздави женщину о свою грудь.

…Ты, верно, даже целоваться не умеешь. Откуда тебе знать, что такое нежные ласки… Лукана, твоими зубами шкуру рвать… Не будь таким зверем, не опозорь вдову.

Что? Не можешь! Не можешь иначе, зверь ты эдакий! Но лица, хотя бы лица не трогай! Черт с ним, тело одеждой прикрыто… руки, плечи, грудь, все можно прикрыть… только лица не трогай.

Вот шея… у Даро тонкая белая шея. Ладно, она повяжет ее завтра, притворится простуженной, будет нарочно кашлять, ты только лица ее не трогай…

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги