Читаем Звездопад полностью

Дождь почти перестал, сегодня судьба благосклонна ко мне… Я буду идти медленно, и тогда время пройдет скорее. Буду идти до тех пор, пока не кончатся лампионы, перейду на другую сторону и пойду обратно. Еще рано. Свет во всех окнах. Потом все лягут в свои постели, подушки под головы и заснут. Мы с Гено купили огромные подушки по двадцать рублей за каждую. Когда мне хотелось почитать в постели, я клала их одну на другую: было очень удобно и мягко… Я никогда не была так поздно в Ианиси… Наверное, выпачкала туфли, пока дошла… некоторые магазины еще открыты… А если Джумбер не приедет сегодня? Пойти к Нуце? Нуце ее комната кажется маленькой, все жалуется — нету кухни. На что ей?.. Только бы кровать помещалась — узкая, железная кровать…

Они за мной идут или просто по пути? Нет, видно за мной увязались… Перейду на ту сторону, вот только проедет машина… Что? Хороша-то как? Увяжутся — не отстанут. Вернусь на почту и позвоню еще раз… Они тоже перешли. Ну и пусть… Вон идет мужчина с зонтиком, я пристроюсь к нему и дойду до почты, если он не свернет куда-нибудь…

Носатый и его приятель ушли. Наверное, это они тащились за мной по улице.

Двадцать четыре… двадцать четыре…

— Ты?!

«Не узнал».

— Кому же еще быть? Жду тебя на почте… Сейчас, немедленно.

«В этой маленькой будочке и в самом деле можно переночевать. Пока не увижу машины, не выйду отсюда, а то там опять дождь… А Джумбер не поверил… Что в этом невероятного?»

Дождь хлынул как из ведра. Машина не показывалась, и она стояла в подъезде и ждала.

«Я еще совсем мало жила. Совсем мало… Кто хорош для себя — тот свинья; я не смогла жить для себя… Ни как порядочная, ни как развратница… — думала она, и в этих мыслях опять раздваивалась и враждовала с собой. — Зачем я здесь? Откуда и как я сюда попала? И куда мне теперь идти?» Она очень спешила. Ей не терпелось поскорее увидеть машину и сесть в нее, так быстро измучили ее одиночество и бездомность.

«Скоро я стану лишней для Тхавадзе, такова судьба раздвоенных людей… А если он приедет и спросит: зачем звонила?»

— Господи! — вырвалось у нее, кто-то даже обратил внимание. Ей показалось, что кровь оледенела в жилах, и опять, не подчиняясь ее воле, задергалась, задрожала нижняя губа.

«Вдруг он спросит: почему не даешь мне покоя? Раньше ты была гордая, голову высоко держала — не подступиться! Что же теперь? Помнишь, как я бегал за тобой, — как собачонка! Побегай и ты теперь. Что? Затвердила номер телефона? Если я за тобой таскался, так это в надежде на сегодняшний день… У меня больше самолюбия и гордости, и я не мог забыть тебя до тех пор, пока ты сама, своими ногами не пришла ко мне. Не говори мне: ты был глупым мальчишкой. С тех пор ничего не переменилось…»

«Нет! — качала Мака головой. — Не-ет! Этого он не скажет, не посмеет… Но, может быть, подумает? Если… ах, к черту!..»

Она выбежала под дождь и пошла вдоль тротуара. И в ту же секунду светло-коричневая «Победа» почти налетела на нее, обогнала и замерла. Тхавадзе выскочил из машины и бросился навстречу. При свете фонарей она увидела его несдерживаемую улыбку и свет лампионов в глазах.

«Он победил», — признала Мака и, опустив голову, села в машину.

По крыше тошнотворно барабанили крупные капли дождя.

Тхавадзе захлопнул дверцу.

— Мака…

«Он удивлен, и рад, и не верит… Он столько мечтал об этом дне, что все еще не верит. Ничего, придет в себя, протрезвеет, и я больше не буду нужна ему. Или сведет старые счеты. Победитель диктует условия… Что там такое? Потоп, или град пошел?»

— Поедем!

— Да, Мака! — Машина тронулась. — Дождь немыслимый. Даже не знаю, куда едем. Ничего не видно.

— Поезжай быстрее! — Она хотела сказать это легко, со смехом, но не смогла.

— Ты куда-нибудь спешишь?

— Никуда, но все-таки поезжай быстрее!

— Ничего не вижу, Мака!

«Наверное, смотрит в зеркальце на меня…»

— Увези меня хотя бы от этих фонарей!

Дождь лил и лил не уменьшаясь. Проехав освещенную центральную улицу, машина пошла медленнее. Мака забилась в угол, вся сжалась в комочек и закрыла глаза.

— Ты не промокла, Мака?

«Хочет сказать, что согреет меня. Для чего же звонила, если не для этого».

— Здесь, слева, наша школа.

«Жалуется, что ничего не видит, а школу вслепую нашел».

— Не останавливай!

— Может быть, дождь немного унялся.

— Нет, не здесь. Поезжай дальше!

Тхавадзе все еще невнятно шептал что-то возле ее уха, когда ливень неожиданно прекратился и в замкнутое, отгороженное от всего сознание Маки вдруг проник лопочущий, как Джумбер над ухом, говор ручья в овраге.

Джумбер приподнял голову, огляделся и пересохшим от страсти ртом жарко выдохнул:

— Да, здесь…

«О чем он?» — мелькнуло у Маки. Но она, лежа навзничь с закрытыми глазами, сдерживалась изо всех сил, только бы не дышать глубоко, коротко и часто, и потому промолчала.

— Здесь, Мака, увидел я тебя в последний раз, вот здесь, где стоят колеса машины, где лежат наши головы. Здесь прошла ты… и ушла… А я лежал за оврагом, за ивами, на гнилом пне, и красные муравьи кусали меня… О, как они мучили меня, Мака…

Мака толкнула его в лицо, высвободилась, потом приподнялась и глянула из машины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги