Звездолет с перебитым крылом

Мы дожидались Анну и Марка у столовой электросетей, слушали запах жареного лука и биточков с макаронами. Дюшка пообедать не успел и живо рассказывал про то, как он любит картофельное пюре с поджаркой, его мама не умеет так, как в столовых, готовить, когда он, Дюшка, вырастет, он дома никогда питаться не будет, всегда в столовых. В столовых Дюшка разбирается чуть хуже, чем в книгах, но тоже неплохо. Говорит, что самые вкусные — на заводах, а самые плохие на вокзалах. Он и Анне посоветовал сюда ходить, потому что тут работают поварихи, которых выгнали из техникума, и они готовят, как дома, и воровать не приспособились еще.

— Сегодня пирожки с картошкой, — Дюшка втянул воздух. — Я их особенно люблю!

Он все особенно любит, особенно если по части пирожков. Даже если с зеленым луком. То есть он может и с зеленым луком есть, вот никто не может, только Дюшка.

А я с повидлом яблочным люблю.

— У меня шесть копеек лишних есть, — Дюшка похлопал по карману. — Можно купить один пирожок…

— Или два чая, — сказал я.

— Точно. Зайдем, возьмем два чая, и с черным хлебом…

Из окон пахло так вкусно, что я чуть было не поддался этому Дюшкиному искушению, но тут двери открылись и из столовой вышли Анна и Марк. Выглядели они осоловело и сонно, наверное, по два обеда навернули. А Марк еще и карманы хлебом набил, и, пока мы шли до клуба, он ел хлеб.

Сломанный палец у него почернел и выглядел гангренозно, но Марка это совсем не заботило — он доставал из карманов куртки куски черного и жевал. Молча.

Анна тоже молчала.

Сначала по Пионерской, потом через парк, она все молчала, а Марк хлеб ел. Я не знал, что сказать, сначала пытался придумать, а потом и бросил, не все же болтать? К тому же за меня болтал Дюшка. Да и не только за меня, а за всех. Рассказывал про то, как три года тому назад он был в Крыму, как они жили в какой-то глуши у моря, отец ловил рыбу, а мама ее жарила. А самому Дюшке было дико скучно, потому что книги ему взять не разрешили — чтобы зрение не портил. Но он быстро придумал, что делать — и слонялся по древнегреческим развалинам и выковыривал из мозаики красные камешки, надеялся, что рубины.

Хорошо, когда у тебя друг трепло. Трепло болтает, а ты идешь о своем думаешь. А и действительно, не жарко ей в этой куртке?

Возле клуба уже народу много собралось, человек двести, хотя сеанс и был на четыре часа. Но на «Семь самураев» всегда много собирается, их в позапрошлом году привозили зимой, так из дальних колхозов люди приезжали.

Все толпились у входа, до сеанса полчаса, но зрители на всякий случай собрались и бродили вокруг, курили, сидели на скамейках, в парке от клуба через дорогу по поводу скопления народа включили карусель, все, как обычно.

Анна и Марк явно насторожились, слишком много людей для них, в тайге ведь три человека уже толпа. Вообще-то и для нас народу много, такие количества только на демонстрации собираются, да на День молодежи. Я же не очень насторожился. Конечно, на «Семь самураев» могли прийти и пацаны из-за линии, но тут наша территория, и они не сильно наглеют. Так что все драки уже после вечернего сеанса, в парке дерутся, под бледными лампами, и не подростки, как мы, а постарше ребята. А сегодня вовсе порядок будет — вдоль дороги у клуба стояли два военных «Урала». Значит, пэвэошников привезли в кино, а у них с дисциплиной строго, да и вокруг себя они приглядывают.

— Смотрите, хворост! — Дюшка радостно указал пальцем. — Давайте купим!

Возле правой колонны сидела старушка Акимова и торговала самодельным хворостом и семечками, она всегда перед фильмами хворостом и семечками торгует, а когда в понедельник и вторник клуб закрыт, возле почты сидит. У них с Толстой город поделен — Толстая у поездов — огурцами, Акимова у почты — семечками и хворостом. Я сам хворост не люблю, но семечки у Акимовой что надо. Ей каждый год брат с Кубани два мешка присылает, настоящих украинских семечек, пузатых, пахнущих маслом. У меня денег только на кино было, двадцать копеек, а у Акимовой десять копеек стаканчик, так что…

Так что Анна достала из кармана пять рублей. Дюшка улыбнулся.

Я в очередной раз подумал про деньги, но быстро эту надоевшую мне мысль отогнал. Действительно, надоело. У них отец охотник. Настрелял соболей, сдал в заготконтору. Наловил маралов, спилил рога. Натряс кедра в мешки. Барсучьего сала натопил. В тайге богатства на каждом шагу, это не у нас — грузди да чага, это Алтай. Женьшень.

Пять рублей хватило на весь хворост и на то, чтобы доверху наполнить наши карманы толстыми пахучими семечками. Старушка Акимова не стала жадничать, пересыпала нам все и отправилась домой налегке.

Мы отошли в сторонку, поближе к тиру. Это для того, чтобы старшие пацаны к нам не подкатывали и не выпрашивали семечек, ну и вообще, для безопасности, все знают, что у Дюшки отец дикий тирщик, и связываться не торопятся.