Звездолет «Иосиф Сталин»

Он тряхнул кулаками. Красноармейцы похватав пулеметы выскочили на мороз. Родимичев выскочил следом, ощущая знакомый азарт удачной атаки. В бело-голубом небе кружила железная птица. Навстречу ей в небо уперлись стволы.

– Давай, давай, ребята… Патронов не жалеть… Только не сбейте его ненароком…

… Окопы бойца вырыли правильные – в полный профиль.

Товарищ Родимичев с адъютантом шли по брустверу, обходя воронки и любуясь.

При его приближении бойцы вытягивались, и по их глазам видно было, что если кто из них и жалел втайне о затраченном напрасно труде и кровавых мозолях, то только до вчерашнего дня. После того, как позиции были обстреляны тяжелой артиллерией, стало ясно, что воевать придется всерьез, а на такой войне пот дешевле крови обходится.

Сперва, как началось, комбриг, прямо скажем, озадачился – вроде бы дружеская страна и на тебе. Промеж бойцов шум прошел. Комиссар прошел по ротам, объяснил все это происками империализма, а когда разведчики притащили языка, то все прояснилось.

Оказалось действительно происки!

Выяснилось, что никакие это не дружественные турки, а, всего-навсего уже раз битые белые офицеры, нанятые на деньги английского империализма.

Комиссар собрал коммунистов, объяснил политический момент, и к утру пропала из глаз бойцов растерянность. Враг-то оказался старый, уже не раз битый!

А кого раз побили– того и второй побьем!

Да и позиция – загляденье! Не обойти!

С обеих сторон дороги холмы да горки – сам черт ногу сломит. Там где хоть какое-то движение возможно – колючая проволока в три кола и мины…. Так что белякам деваться некуда – только в лоб.

«А лбы у нас крепкие!» – подумал комбриг.

Перейдя линию окопов, он спустился по склону к палатке, на ходу размышляя о том, как сюда занесло беляков и что они готовят.

А они должны были что-то готовить.

Не было времени у них на позиционную, такую как в 16-м, на Империалистической, войну. Как не спокойны турки, не потерпят они у себя такого безобразия. Танки? Откуда они тут у них… Газы? Комбриг отрицательно покачал головой. Это вот вряд ли… Это не по-русски как-то, нарушение традиций какое-то… Аэропланы? Это в горах-то, где ровного места нет? А что тогда? Что? Эх, война, война. Это рядовому бойцу в удовольствие пострелять а командиру голову ломать приходится…

Впереди взревел двигатель. Он отвлекся, приложил ладонь козырьком ко лбу.

Прямо за палаткой разворачивался грузовик. Рядом с другим грузовиком стояло несколько человек, причем, по крайней мере, четверо – штатские…

Да что ж тут такое происходит? Не действующая армия, а цыганский табор какой-то!

Брезентовый бок палатки загородил их, и тут же что-то там грохнуло и посыпалось металлом.

Настолько невоенным был этот дребезг, что комбриг ускорил шаг.

– Та-а-а-к, – нехорошо дрогнул его голос. – Это еще что?

За палаткой разгружались три грузовика. Один из ящиков упал и теперь жестяные рупоры, и медные штыри, выпавшие из него, лежали под ногами у гостей.

Раздражение, что целый день копилось в нем, плеснуло наружу. Он оглянулся и грозно вопросил всех сразу.

– Что это?

Краском со шпалами в петлицах вытянулся перед ним, при этом умудряясь глазом косить в сторону и присматривать как штатские в синих халатах сгружают на землю ящики.

– Товарищ комбриг! Прибыл для проведения боевых испытаний новой техники.

– Какой… – он сдержал ругательство. Адъютант за спиной вытянулся и губами проговорил за комбрига то, что и так висело в воздухе. – Какой такой техники? Вы что не видите, что тут твориться?

Быстро собирайтесь и езжайте отсюда, чтоб я вас больше не видел!

Он повернулся на каблуках и, рубя рукой воздух, отправился к палатке.

– Послушайте, товарищ. Эй, я вам говорю… Куда вы пошли? Стойте. Вы в феске…

Адъютант сбился с шага и до комбрига, наконец, дошло, что обращаются к нему. От удивления он обернулся. Худой человек в штатском плаще махал рукой и не спеша шел к нему. Вот это было самым настоящим беспорядком. Краском вздохнул, загоняя злобу внутрь, и спросил.

– А вы кто? Каким образом очутились в расположении части? Часовой!

Штатский переждал всплеск начальственных эмоций, приподнял шляпу.

– Позвольте представиться. Бернард Кажинский. Изобретатель. Направлен к вам распоряжением…

Он поморщился, вспоминая, кем именно направлен, потом бросил тужиться и просто протянул военному несколько листов бумаги.

– Вот тут все. Прочтите и узнаете… А мне некогда…

Он повернулся и словно забыл о комбриге.

– Что ж вы милые мои, хорошие… Сгружайте, сгружайте… Быстрее!

Атака началась с рассветом.

Сперва двадцать четыре залпа тяжелой артиллерии, разметали большевистские заграждения из колючей проволоки, а затем в прорыв пошли офицерские цепи.

Их одежда была той же, что и у красноармейцев – турецкое обмундирование. Со стороны могло показаться, что тут проходят учения – и нападавшие и защищающиеся были одеты одинаково, но уже через пару минут все изменилось.

Кто-то из нападавших на волне нервного подъема сбросил позорные турецкие фески и достали из-за пазухи фуражки Российской Императорской армии.

– Не стрелять! – пронеслось вдоль позиции красных. – Не стрелять без команды!