Звездный час

– Боже, Лизонька! В каком вы виде! А я было подумала!.. – воскликнула она, всплеснув руками, и нервно рассмеялась. – Я уж и не чаяла вас живой увидеть!

– И не увидели бы, – сказал Холмский, – если бы я с патрулем случайно не проходил мимо! Однако, Зинаида Андреевна, позвольте войти!

– Да, да… – Зинаида растерянно посторонилась, впуская их в номер. Внутри Лизе бросились в глаза голые стены; снятые с них картины стояли внизу, запакованные в бумагу и перевязанные шпагатом.

В номере Зинаида прижала Лизу к себе, а затем, не выпуская ее рук, отстранилась и сказала, продолжая разглядывать гостью:

– Вы уж на меня не сердитесь, милая… Я за вас же боялась – думала, вы полезете с этой пуговицей к Бондаренко и лишь себе навредите. Конечно, надо было вам сразу все объяснить, да только вы бы все равно не послушались… Но что с вами приключилось? Что это? И это? – спрашивала Зинаида, дотрагиваясь до ее разбитой губы и до синей дули, вспухшей на Лизином лбу у самых корней волос. – Вас били, что ли?

– Били, били, – жестко подтвердил Холмский. – Руками и ногами. Зинаида Андреевна, найдите для Елизаветы Дмитриевны что-нибудь взамен этого шмотья, а потом нам с вами надо переговорить…

Шахматова, с беспокойством переводившая взгляд с нарукавной повязки Холмского на его полицейский мундир, поспешила исполнить просьбу и отвела Лизу в ванную комнату, где сразу же выдала ей бутылочку свинцовой примочки:

– Вот вам для ваших синяков… Надеюсь, что хватит… – сказала она, с сомнением посмотрев на бутылочку. – Может, врача вызвать? – но, когда Лиза, помотав головой, отказалась, сама же и прибавила: – Ах, какой сейчас врач… Вот вам, милая, белье, халат на первый раз, приводите себя в порядок…

В ванной Лиза сбросила с себя тряпки, добытые в конфекционе, увидела свои руки, грудь и живот, испещренные следами щипков и ушибов, наливавшихся синим, и содрогнулась при мысли о том, что сейчас могла бы валяться на асфальте мертвая, растерзанная, едва ли не разорванная на куски, и как потом ее бы бросили в могилу, засыпали землей, и от ее тела, этого чудесного предмета мужских вожделений и женской зависти, такого прекрасного и такого уязвимого, останутся только белые кости и страхолюдный череп с пустыми проемами глазниц. Истлеет плоть на этих руках и ногах, сгниют эти нежные груди, сгниют все печенки-селезенки и что там еще есть у нее в утробе, обратятся в ничто эти глаза, будут съедены червями нос, губы и тонкие лепестки ушей… Да что же это с ней такое? Она что, вправду считала себя бессмертной? Сама же утром примерялась к веревке! И что бы Холмский ни говорил о том, что убивать красивых женщин противоестественно, мало ли женщин, не менее красивых и талантливых, погибало хотя бы во время гражданской войны, да и сейчас погибает от рук палачей, умерщвляющих их самыми изуверскими способами?..

Лиза долго просидела в ванной, наблюдая в зеркале, как трепещет у нее на шее голубая жилка, словно та была последней ниточкой, привязывавшей ее к жизни. Наконец, кое-как свыкнувшись со своей внезапно обретенной смертностью, она оделась, открыла дверь и услышала в гостиной голос Холмского:

– Зинаида Андреевна, я пошел на должностное преступление, приведя Елизавету Дмитриевну к вам вместо того, чтобы арестовать ее и учинить ей допрос с пристрастием, и надеюсь, что вы пойдете мне навстречу. – И он прибавил с нажимом: – Тем более что вы тоже в этом заинтересованы.

– Так вот, Елизавета Дмитриевна, – сказал он при виде Лизы. – Думаю, что вам в интересах здоровья следовало бы сменить обстановку, развеяться где-нибудь за границей…

– Как же я попаду за границу? – удивилась Лиза.

– Думаю, нам с Зинаидой Андреевной удастся это устроить, – сказал Холмский, посмотрев на Зинаиду. Та молча кивнула. Но Лиза не сдавалась:

– Тут мои родные остаются. Я не могу их бросить в такое время!

– Елизавета Дмитриевна, вы опять за свое? – упрекнул ее Холмский. – Представьте себе, что будет, если вас схватят и казнят! Как им потом жить, имея в родственниках осужденную предательницу? Вы им сможете помочь только одним способом – немедленно покинув страну! Немножко пошумят, погрозят вам вслед кулаком, а потом все само собой затихнет – не до вас будет…

Лиза чувствовала, что он прав. Сколько дров она наломала, пытаясь помочь то Левандовскому, то дяде, и вот пожалуйста – допомогалась! Хватит умничать, пора уже довериться тем, кто явно лучше нее понимает, что к чему.

– Вы, милая, просто переутомились, – добавила Зинаида. – Вон какая бледная и худая! Вам нужно подкрепиться чем-нибудь да отоспаться – тогда и бодрости прибавится.

Отойдя к бару, она налила в стакан из первой попавшейся бутылки:

– Вот, держите пока. Тут, кстати, заходила утром ваша подруга, Скромнова, – сообщила она, – и все допытывалась, где вы да как вас найти. Хотела вас с собой увезти.

– Она здесь? – спросила Лиза без всякого вдохновения. Отрадно было узнать, что хоть Лидка не поверила в ее предательство. Но не о ней она сейчас хотела услышать.