Звезда Тухачевского

— Да, но прежде нам надо свергнуть большевиков, — помрачнел Сахаров. — А большевики — крепкий орешек. Рабочие и мужики — за них. Они их фабриками и землей к себе приманивают. Вот потому-то эти бывшие поручики типа Тухачевского и одерживают победы.

12

Вячеслав Вересов ворвался в салон-вагон Тухачевского словно вихрь. В руке он держал толстую тетрадь в коричневом коленкоровом переплете.

— Миша, весьма любопытное чтиво! — воскликнул он прямо с порога. — Обнаружил среди трофеев.

— Что это?

— Дневник генерал-лейтенанта Болдырева!

— Болдырева? Главнокомандующего войск Уфимской директории? — удивился Тухачевский. — Непременно прочитаю, если выкрою время: противника следует знать всесторонне.

Тухачевский был знаком с Болдыревым лишь заочно: ему доводилось слышать о нем от знакомых офицеров, кроме того, как-то, листая военную энциклопедию, он прочел краткую справку о нем.

Уже из этой справки явствовало, что сорокатрехлетний Василий Георгиевич Болдырев был человеком весьма неординарным.

В отличие от многих представителей царского генералитета, Болдырев вырос в бедной крестьянской семье. Отец его был кузнецом в Сызрани, а сам Василий, учась в приходской школе, на каникулах не пировал и не бездельничал, как многие дворянские отпрыски, а помогал отцу, работая молотобойцем. Пятнадцатилетним юношей он поехал в Пензу, где поступил в землемерное училище, которое окончил с отличием. На скопленные с большим трудом деньги отправился в Петербург, сдал конкурсный экзамен в военно-топографическое училище, а после его окончания работал на государственных военно-топографических съемках в Эстляндии и Лифляндии. Затем едва ли не чудом ему удалось поступить в Академию Генерального штаба, которую смышленый офицер окончил по первому разряду почти накануне русско-японской войны. На войне проявил себя истинным храбрецом. В блестящем штурме Новгородской (Путиловской) сопки на реке Шахе, который завершился победой русских войск, Болдырев был ранен в ногу. Кстати, штурм этой сопки был, пожалуй, единственной крупной победой русских за всю русско-японскую войну.

Прославился Болдырев и на германском фронте. За бой под Ивангородом был награжден георгиевским оружием, за оборону крепости Осовец получил Георгиевский крест. В боях у Красника, командуя небольшой по численности частью войск, разгромил целый австрийский корпус. Был удостоен чина генерал-майора.

На глазах у Болдырева происходило отречение от престола Николая Второго, у него же первое время хранился и самый акт об отречении.

Болдырев написал ряд научных трудов, среди которых «Бой на Шахе», «Автомобиль и его техническое применение», «Тактическое применение прожектора», «Атака укрепленных позиций».

В революцию перед Болдыревым пролегли два пути: первый — на юг, к генералу Алексееву или же к Корнилову и Деникину, второй — на Урал, к эсерам. Сам Болдырев, выбравший второй путь, уверял впоследствии, что на восток его повлекла близкая его сердцу демократия. Кто знает, насколько он был искренен. Болдыреву пришлось выбирать; на юге все крупные вакантные места были уже заняты. Как бы там ни было, Болдырев направился на Урал и стал главнокомандующим войск так называемой Уфимской директории, как именовало себя Временное Всероссийское правительство, образованное в сентябре 1918 года в Уфе, потом обосновавшееся в Омске и разогнанное Колчаком в ноябре того же года.

Склонный к самообразованию, тянувшийся к культуре, Болдырев даже в условиях походно-полевой жизни вел дневник, любил общаться с прессой, много читал, особенно любил историческую и художественную литературу.

В один из вечеров Тухачевский раскрыл принесенную ему Вересовым тетрадь. Он жадно приник к страницам, странно пахнувшим женскими духами.

«Челябинск, 5 октября 1918 года. Вокзал. Бередит душу почетный караул со старым царским знаменем. Ко мне подходит элегантный английский офицер: «Высокий английский комиссар сэр Элиот просит узнать, где и когда он может видеть верховного главнокомандующего?» Отвечаю: через десять минут у меня в вагоне.

Входит английский высокий комиссар. Говорит по-русски: «Не является ли несколько преждевременным объединение в вашем лице командования и над чешскими войсками, так как чехи представляют собой иностранную силу?»

Отвечаю как можно спокойнее: «А как вы поступили бы на моем месте?»

Элиот уже более не касается этого вопроса и сообщает, что в скором времени в Ставку приедет военный представитель Англии генерал Нокс.

Затем все отправляемся, на торжественный банкет. Тем временем я передаю корреспонденту челябинской газеты свою статью, в которой, в частности, говорится: