А еще я очень беспокоился за Стовруса. С этой пьянкой совсем забыл его предупредить — длительное нажатие на кнопку не просто мгновенно разряжает весь накопитель, но и использует его внутреннюю энергию, обращая кристалл в мелкую пыль. Не всю энергию, конечно, я же не совсем болван, чтобы для самозащиты случайно или с испугу развалить столицу, а то и образовать на ее месте озеро лавы — так оно получается, по предварительным подсчетам. Поэтому озаботился тройной блокировкой на ограничителе мощности реакции высвобождения магической энергии. Превысив определенный уровень, энергия станет тратиться, наоборот, на ее пресечение. Однако маркизу может быть очень обидно лишиться любимого дедушкиного (бабушкиного, папиного, дядиного…) кристалла, верой и правдой прослужившего не одному поколению воинов рода Варрабских.
Стоврус стоял неподалеку от входа на арену. Обут и одет он был по-боевому: в высокие сапоги, кожаные просторные штаны, такую же куртку и рубашку темных тонов. На поясе с кармашками для накопителей висела потертая шпага и кинжал в ножнах. Левую руку обнимал широкий браслет пехотного щита, разрешенный к использованию на дуэлях. Что касается защиты, на арене допускались любые ее виды — защищайся сколько угодно. Хоть куполом для прикрытия штаба во время сражения. Другое дело, если примут за труса, то доказать обратное будет сложно. Со всем городом на дуэлях не передерешься. Зато на атакующие амулеты и артефакты были наложены строгие ограничения — дальность действия не более тридцати метров. Других ограничений на количество и качество оружия не существовало.
Маркиз рассеянно выслушал мои объяснения и согласился никому не рассказывать о том, где достал амулет, но поспособствовать продаже оставшейся у меня партии. Не дослушав до конца разглагольствования на тему опасений за его эффективность, он пробормотал:
— Да я и не использую никогда неопробованное оружие. Мне с детства это внушили… — радостно замахал кому-то рукой и с нежностью пояснил: — Силора! Она пришла! Как только смогла с занятий убежать?!
Девушка приветливо поздоровалась со мной, чмокнула Стовруса в щечку и стала просить маркиза быть поосторожнее, поскольку Вайхом противник сильный, специально обученный. Она говорила и говорила, явно пытаясь скрыть неуверенность в силах своего парня, однако, несмотря на то что на ее лице явно проступало нешуточное беспокойство, не забывала контролировать обстановку вокруг. Как иначе назвать четкие и ритмичные, с периодичностью в сорок секунд, всполохи настороженности, проявляющиеся в ее ауре? При этом ее цепкий взгляд, словно сонар, обегал пространство по кругу.
Мне снова не понравилось, как она на меня смотрела, но я сам себя одернул: не могла же девушка, студентка, быть наемным сыскарем. Я не знал, где она учится, но то, что для подобной работы надо иметь очень и очень свободное расписание, представлял себе четко. В мастерской учили играть и такие роли. Да так учили, что мне иной раз казалось, что из нас именно сыскарей и готовят. К тому же Стоврус не зря ведь весь в щенячьем восторге оттого, что его любовь смогла освободиться от занятий и прийти.
Вышел распорядитель и пригласил участников следующей дуэли пройти оформление. Стоврус вместе со своим противником, который уже несколько минут стоял в сторонке с самым невозмутимым видом, неторопливо подошли к столику и назвались. Писарь внес запись в книгу, а распорядитель скучным голосом перечислил правила дуэли, которых было не так уж много, предложил соперникам помириться, оставить запрещенные дальнобойные амулеты на хранение и попросил сообщить ограничения на бой. К ограничениям относились признаки, по которым арбитр будет решать, когда необходимо остановить бой и кому присудить победу. Например, в качестве ограничения могло выступать время, по истечении которого бой прекращался, а арбитр единолично решал, кто из соперников был сильнее. Или, например, до падения одного из дуэлянтов. Здесь уже не важно — споткнулся и упал сам или был сбит с ног мощным пневмоударом. Упал? Бой окончен. Павший — побежденный, а оставшийся на ногах — победитель. Упали оба? Победил тот, кто упал последним.
— Без ограничений. До смерти, — все так же невозмутимо первым ответил Вайхом.
Перо писаря зависло над книгой, а огромные до неприличия глаза с изумлением уставились на дуэлянта.