Звезда и жернов

От грозного рыка рыцаря айвонец и все шоэны тоже тот час же повскакивали и теперь встревожено смотрели на них.

— Да пойми ты, глупый юнец! — с тем же бешенством, но уже в полголоса, вновь набросился на Рина Хайес. — Ведь я знал, что Индэрн обречён, ещё до того, как самый первый вражеский солдат ринулся к его стенам! Доблестно пасть с мечом в руке — дело нехитрое! А ты попробуй сдержать слово и вывести из осаждённого города того, кто положился на твоё доброе имя и без колебаний вверил тебе свою жизнь! Война только началась, и возможность славно умереть — представиться ещё не раз! Но до того, долг чести должен быть исполнен!.. Как только достопочтимый господин посол окажется вне опасности, и я сочту себя свободным от данного ему слова, то я тут же смогу, уже без какого-нибудь ущерба для своей чести, скрестить с врагом свой меч, а ещё лучше — копьё!.. Вот так, юный упрямец!

Рин, нахохлившись, сидел возле дерева, честно пытаясь разобраться во всех этих хитросплетениях долга, чести и отваги, и ничегошеньки не понимал: все эти интамские уложения тяжело ворочались в его голове, подобно, стоящей на жаркой печи каше, во вдруг ставшем ей тесным горшке. Что ж, возможно, что рыцарь был прав. Однако в сердце Рина, по-прежнему, оставались сомнения. Но даже если всё было именно так, как он и говорил, то какое имел отношение он, Рин, к слову, данному этим ади Даггемо каким-то заморским купцам? Он-то тут при чём?

— Вы правы, Ваша Решимость. Простите меня великодушно! Я не смею указывать, как вам надлежит поступать, — понурил голову юноша. — Но сам-то я, клянусь Всесущным, свободен от любых обещаний и волен распоряжаться собой, как мне вздумается!

И Рин вновь с вызовом взглянул на Хайеса. Тот сердито втопорщил усы, а затем опять присел рядом с юным оруженосцем. Постучав зачем-то углом каблука по земле, словно желая выдолбить в ней ямку, он снисходительно посмотрел на юношу.

— Вот ведь дар твердолобый! Уж ты, коли что втемяшишь в свою голову, тебя уже нипочём не переубедить! — неожинанно рассмеялся он.

— Рассуди сам, — продолжил рацарь мгновением позже. — Я обещал ади Питри, перед тем, как он, прямо у меня на руках отправился к господу нашему, Игуну, позаботиться о тебе. Но когда началась осада Индэрна, я уже и не надеялся, что смогу сдержать это своё обещание. Обещание, данное мною моему умирающему другу, которого я столько лет не видел и, сразу же после встречи вновь на веки вечные потерял! Представляешь, сколь велика была моя радость, когда я вдруг, нежданно-негаданно, посреди всего этого хаоса и разрушения, нашёл тебя? Я вижу, что встерче с герцогом уже не быть. Слышу, что штурм уже начался, и что даже, более того, пали одни из главных ворот. И что мне остаётся делать, если на руках моих и в сердце моём два обещания — ты, и этот купеческий посол? Я спешил к герцогу, чтобы поведать ему, что мне ведомо о враге, и, к вящему своему ужасу, обнаруживаю Тронный зал разрушенным, герцога изчезнувшим, а слуг его вокруг — убитыми! И вдруг я вижу прекрасного юношу в великолепной кольчуге. Он стонет. Я склоняюсь над ним и спрашиваю его: «Кто ты, и что за несчастье здесь приключилось?» А юноша, чуть слышно, шепчет мне в ответ: «Я оруженосец ади Питри, и имя моё — Рин». И тут же впадает в беспамятство. «Не иначе, как сам Господь хочет, чтобы я выполнил последнюю волю умирающего!» — решил я про себя, охваченный неизьяснимой радостью. Я ранее поведал тебе, как я рассудил, и ты со мной согласился. Согласись и на этот раз, — Хайес испытывающее посмотрел в глаза юноши. — Уже не долго осталось ждать, когда, по крайней мере, одно моё обещание будет исполнено: самое позднее завтра к вечеру мы достигнем Аймпарского монастыря, и я, со спокойной совестью, передам посла на попечение тамошнего итора, после чего мы с тобой, рука к руке, ринимся в самую гущу сражений! И, если только ты захочешь, то я, с превеликим удовольствием, сделаю тебя своим оруженосцем, ибо любой рыцарь был бы рад иметь у себя в оруженосцах столь храброго и достойного юношу! — и Хайес протянул Рину свою ладонь. — Ну что, по рукам?

— Хорошо, — неуверенно кивнул головой Рин, пожимая протянутую руку. — Я помогу вам, Ваша Решимость, проводить посла до монастыря. Я вот стать вашим оруженосцем… — Рин виновато и грустно посмотрел на Хайеса. — Это большая честь для меня, ади Даггемо. Но… Ради всех слёз Игуна!.. Как я сейчас могу принять ваше предложение, если я только что потерял своего господина и даже не успел оплакать его?

— Ну что ж… Иного я от тебя и не ожидал! — грустно улыбнулся Хайес. — Йо! — позвал он тут же одного из шоэнов, вновь вставая.

«Тьфу! Опять забыл спросить, кто же всё-таки напал на Имрию!» — с досадой подумал Рин, с любопытством разглядывая шоэнов. Таких дэкамэ он ещё, кажется, не видел… Или видел?.. Рин перевёл взгляд на айвонца и невольно поёжился: тот и сам на него во все глаза смотрел, и глаза эти быль какие-то неприятные — не такие, как у дрангарцев, хотя он и был похож на них — а словно бы, как у ящерицы какой, или у лягушки, только гораздно крупнее.