Зверь и скрипка

Несколько дней пролежала хористка без памяти, а если и пробуждалась на миг, то с почерневших губ срывалось одно только слово: «Никколо!» — Она и впрямь обезумела вконец.

В лечебницу её повез сам староста — небритый, с угасшим взглядом, ничего не видящий вокруг. А после, взяв свору охотничьих собак, он исходил с соседями все тропы в округе. Ни следа… Который раз простучал он каждый уголок чердака и подвала, спустился даже в печную трубу, звал мальчика, кричал ему — ни звука в ответ…

А спустя день, когда он поехал навестить хористку, — то узнал, что она сбежала, и где теперь — никто не знает.

Еще несколько дней староста изъездил все дороги, а потом прекратил поиски — хористка пропала так же, как и её сын.

Но она не пропала — она сбежала, чтобы найти своего Никколо.

Прошел месяц, другой, закончился один год и начался новый. Потом и он пролетел двенадцатикрылой птицей, за ним — еще, и еще, а она все искала сына и верила, что найдет.

В скитаниях несчастная женщина забыла: кто она и откуда, но имя её сына осталось в материнском сердце навсегда.

Однажды хористка встретила в пути цыган и пристала к ним. Они приняли несчастную в свой табор, и были уверены, что рядом с ними — старуха: так побелели её волосы, так покрылось её лицо морщинами.

Ей было хорошо у них. Она приняла чужие песни и обычаи, заботы и радости, и даже чувствовала себя частью этой веселой и шумной семьи. Ее научили находить целебные травы, распознавать ядовитые цветы, лечить заговором, угадывать судьбу. Она выкормила петуха, песни которого, по древнему преданию, — приносили счастье. И где бы она ни была, куда ни ходила, всегда на её руках был петух Рома. А её с тех пор так и прозвали: Женщина-с-петухом… Никто не спрашивал о её прошлом, а если б даже она захотела рассказать о своей жизни, то не смогла бы вспомнить: кто она и откуда. Лишь имя Никколо осталось в её разбитом материнском сердце…

…Теперь, на городской площади, когда Мелодия скрипача возвратила хористке память, к ней вернулись и годы, которые, казалось, были потеряны навсегда.

— Анна! — окликнул её изумленный Ленард. — Ты ли это?!..

— Я, — ответила рыжеволосая женщина. — А это — ты… И твоя дочь. кивнула она на Марию. — Мне рассказал о ней Снегирь. — Тут она обернулась к подмосткам, где столпилась вся площадь, восторженно аплодируя скрипачу: — А это — мой сын Никколо!

— Его зовут Антон! — возразила Мария, вскакивая на ноги.

— Не так важно его имя, как то, что он — жив! — согласилась Анна.

Ленард вытаращил глаза:

— Погоди! Постой!.. Ты сказала, что скрипач — твой сын?! Значит… и мой?!

— Ты не знал об этом… Да и я не догадывалась, что мой сын музыкант!.. Только медальон, что я надела ему при рожденьи — раскрыл эту тайну.

Мария с ужасом слышала весь разговор: если Антон — сын её отца, значит, он её брат! А их любовь?.. Как она сможет жить без него?.. Ее голова закружилась, ноги подкосились, и Мария упала на руки Снегиря.

— Прости, — виновато пробормотал он. — Но в этом нет моей вины.

— Это вина моя! — воскликнул Ленард. — Чтобы столько лет мой сын проходил бродягой, а его мать прожила цыганкой!.. Нет мне прощенья!

— Бедная невеста! — сказал Снегирь, приводя в чувство Марию.

— Почему?! — удивился Ленард.

— Потому что их свадьбе уже не быть, — грустно признался Снегирь.

— Она состоится, — улыбнулся Ленард сквозь слезы.

— Это невозможно, — чуть слышно произнесла Мария.

— Как невозможно? Очень даже возможно! — уверил он её.

— Свадьба между братом и сестрой? — усмехнулась Анна.

Бургомистр ничего не успел им ответить: пиротехники чиркнули спичками, сухой порох вспыхнул, и разноцветные огни фейерверка взлетели ввысь под марш духового оркестра, осветив всех горожан, весь город, опалив облака и разлетевшись во все стороны на миллионы искр.

Горожане, как зачарованные, любовались удивительным зрелищем. Но в это мгновенье из огня и дыма появился Вольнор. На глазах изумленной публики он стал расти, расти и расти, — пока не превратился в великана с горящими очами. Вместо волос на его голове шевелились змеи и гадюки. Площадь ахнула и замолкла от ужаса.

Его появление было внезапным. Маг и Чародей больше не прятался за маской благопристойности: приближалось его время — Время Зверя и Время Тьмы.

Вольнор нагнулся к толпе, сбившейся от страха в кучу, и длинными костлявыми руками выхватил у Снегиря бездыханную Марию, словно приглянувшуюся игрушку. Затем высмотрел у себя под ногами скрипача и произнес:

— Если захочешь её увидеть — милости прошу сегодня до полуночи на заброшенное кладбище.

Он захохотал громовым смехом и поднял руки, почти касаясь облаков. С неба ударила молния, и у его ног вспыхнул яркий огонь. Белый и Черный неожиданно для всех превратились в огромных волков.

— У-уу! — завыл Белый, будто тысячи ветров дунули в одну трубу.

— Угу-уу! — подхватил Черный, словно тысячи вьюг взвыли следом.

И вместе с князем и похищенной Марией пропали с площади…

Еще с минуту после их исчезновения горожане были словно пригвождены к мостовой. Никто не мог пошевелить и пальцем. Но вот они очнулись и стали в панике разбегаться.