Зулус Чака. Возвышение зулусской империи

Когда Чака вышел из хижины, все воины и остальные взрослые мужчины, построившись в ряды, приветствовали его троекратным кличем: «Байете!»

Нацелив ассегай и государственный жезл на заходящее солнце, Чака выплюнул «лекарство» в этом же направлении, воины же скандировали: «Он вонзился, краснохвостый!». Выплевывание и скандирование повторились дважды, после чего Чака вернулся в  хижину. Всем взрослым мужчинам подали угощение – пиво и мясо. Пение и пляски продолжались всю ночь.

На рассвете воины приблизились с песнями к хижине Чаки и принялись кричать: «Выходи, иди сюда!» Чака, согласно обычаю, вышел не сразу, дожидаясь, пока к поющим присоединятся принцессы королевского дома. Наконец он показался, украшенный кукурузными початками, листьями, различными травами, а также бусами и браслетами. Он проследовал вдоль рядов своих воинов, стоявших сомкнутым строем, и, дойдя до ворот скотного двора, остановился в ожидании восхода солнца.

С первыми лучами солнца король повторил обряд плевания. Затем он бросил на землю глиняный сосуд, так что тот разлетелся на куски. После этого воины развели костер из горькой полыни, и король несколько раз выплевывал на огонь лекарство, пока вся полынь не сгорела. Всякий раз воины кричали хором: «У! У! У!». Целью этого обряда было выдворение злых духов, заразы и болезней.

В жертву духам предков было заколото несколько голов скота. Все славили подвиги короля и его отцов. А потом полки направились на кладбище, где в освященной земле были похоронены предки Чаки. Не подходя близко к могилам, воины почтительно обратились к духам с просьбой выйти на свет. «Придите, придите сюда!» – кричали они. После молитв, обращенных к предкам, началось общее веселье. Все пили, пели и плясали до упаду.

Ближе к полудню появился Чака в полной парадной форме, и это послужило сигналом к церемониальному маршу полка Вутвамини. Девушки шли почти нагими, пленяя естественной красотой форм. Их было три шеренги, по тысяче человек в каждой. Одеты они были в соответствии с обычаем того времени: пояс с бахромой, сплетенный из побуревших фиговых листьев, на талии. Ширина его составляла четыре дюйма (спереди – немного больше). Кроме того, один-два браслета, иногда нитка бус на шее. Вот и весь наряд.

Дочери вождей, старейшин и богатых людей обходились даже без такого пояса, заменяя его символическим одеянием в виде нескольких нитей бус (в то время это был редкий и дорогой товар), закрывавших участок тела длиной три дюйма и шириной два. Бусы свешивались со шнурка, повязанного вокруг бедер, и играли роль скорее фартука, чем одежды.

На глиняный бугор высотой девять футов, служивший во время парадов трибуной, принесли связку тростниковых циновок. Матери Чаки – Нанди – они заменили кресло. Справа от нее вождь посадил свою сестру Номц'обу, а слева – другую свою, сводную, сестру Номзинтлангу, принцессу королевского дома зулусов. У ног Нанди сидела Пампата, окруженная дамами зулусского двора.

Чака стоял впереди сиденья матери, чуть ниже по склону холма, но высокий рост позволял ему обозревать все поле.

Мужские полки, численностью около тысячи воинов каждый, выстроились справа от него. Слева – напротив них, на расстоянии примерно двухсот ярдов – стояли три шеренги девушек. Мужские полки и женский медленно двинулись навстречу друг другу. При этом они пели и танцевали, но не нарушали строй, сохраняя почти безупречно прямую линию. Воины в полной парадной форме со щитами цвета присвоенного их полку являли собой великолепное зрелище. Вот показалось море белых щитов и колеблемых ветром страусовых перьев: это идут полки ветеранов. За ними следуют полки более молодых воинов с черно-белыми щитами. На солнце сверкают копья. Замечательная картина, выражающая не только суровую красоту войска, но и высокую его боеспособность. От ритмического топота тысячи ног содрогалась земля – то была зловещая демонстрация силы, впечатление от которой еще усиливалось звучным пением воинов.

Когда между шеренгами мужчин и девушек осталось всего несколько шагов, они немного отступили – столь же медленно, как сближались, но затем снова пошли вперед. Это повторилось несколько раз. Потом шеренги снова расступились, и между ними прошел Чака. Он пел песни, которые сочинил к новому году. Их подхватили заранее подготовленные запевалы, а за ними и все собравшиеся.

После этого воины образовали перед бугром полукруг, и Чака вступил в него. Песни и пляски он перемежал новыми шутками, которые встречали громкое одобрение аудитории. Все шутки были облечены в форму загадок. Например: «Труса (и-гвала) презирают, а дважды труса уважают. Что это?» Ответ: «и-гвала-гвала (красный бананоед)», яркими перьями которого награждали воинов, проявивших особую доблесть.

Чаку сменили воины и девушки, плясавшие группами по пятьсот человек. Затем они построились в роты и подошли к бугру, приветствуя Чаку и королеву-мать Ндловукази (Могучая Слониха), которую особенно почитали как первую и самую великую женщину страны.

Стоя возле сидевшей матери – случай, не имевший прецедента среди нгуни, – Чака сказал: