Зов ворона

Он достал письмо из своей морской сумки и протянул его Стерлингу. Он наблюдал за расчетами на лице капитана, когда тот читал их. Что бы там ни говорилось в письме Рутерфорда, решение взять Мунго принимал только капитан. Объявить о себе, сделав врагом первого помощника, и подраться с самым большим человеком на корабле, было не так, как он намеревался начать.

Но слово Рутерфорда, должно быть, имело немалый вес.

- Мистер Ланахан, - обратился Стерлинг к помощнику капитана. - Принесите книгу сборов и наймите мистера Синклера в качестве матроса полубака.

‘Но . . . Лицо Ланахана пылало ненавистью. ‘Он возмутитель спокойствия.’

‘Это был приказ, Мистер Ланахан. Стерлинг повернулся к Мунго. ‘Я не сомневаюсь в ваших достоинствах. Любой человек, который пошел бы на бой с Типпу, не может быть лишен храбрости, и я не думаю, что когда-либо видел его побежденным в бою. Но запомни вот что. На любом корабле капитан уступает только Богу. И Бог не имеет никакого интереса в "Черном ястребе". Я ясно выражаюсь?’

- Есть, сэр.’

- Тогда добро пожаловать на борт.- Он поднял кусок пемзы и бросил его Мунго. - Вы можете начать с того, что наведете порядок на моем корабле.’

***

Ясным августовским утром команда "Черного Ястреба" снялась с якоря и поплыла вместе с приливом. Трюмы клипера были загружены тюками хлопка, привезенными из Нового Орлеана, ящиками сигар с Кубы и Ричмонда, лесом с гор западной Вирджинии и почтой, предназначенной для Европы. При любом попутном ветре "Черный Ястреб" шел со скоростью, намного превышающей скорость более крупных пакетботов, к которым привык Мунго. Под руководством Мэрилендского лоцмана они сделали двенадцать узлов вниз по Чесапику под топселями и мачтами и пересекли бар в Олд-Пойнт-комфорт во время Первой собачьей вахты второго дня.

Когда они увидели голубой горизонт, команда на мачтовой палубе и высоко на реях разразилась радостными криками. Капитан отдал команду - "Поднять все паруса. Мистер Ланахан, уведите ее в море.’

К тому времени, как солнце скрылось за облаками на западе, берег остался далеко позади. Никто из команды, казалось, не заметил исчезновения земли, поскольку они были заняты своими обязанностями, но Мунго заметил. Он был на мачте, возился с верхним парусом - Ланахан, не теряя времени, послал его как можно выше, – и какое-то предчувствие заставило его оглянуться как раз вовремя, чтобы увидеть, как серая тень его родины исчезает, пересекая горизонт.

Корабль накренился на ветру, и когда он посмотрел вниз, то увидел только пенящуюся воду. Ухватившись одной рукой за мачту, он снял с шеи медальон и сжал его в кулаке. Было слишком больно смотреть на картину внутри. Ему хотелось разжать руку, дать ей упасть в море и смыть боль.

Он держался крепко. Он не отпустит Камиллу. Он будет лелеять это воспоминание, пусть оно обострит его жажду мести, пока он не уничтожит Честера Мариона.

Что-то мокрое обожгло ему щеку. Он подумал, что это, должно быть, капля дождя, принесенная ветром, но когда он вытер ее, она оказалась теплой на ощупь. Слеза. Он недоверчиво покачал головой. Он никогда в жизни не плакал.

Он снова надел медальон на шею и уронил его под рубашку. "Дай мне ключи от фортуны, - молился он, - и даруй мне отмщение".

***

В необъятной пустоте океана время управлялось часами и свистком, и недели исчезали в ритме дня и ночи. Время от времени возникало волнение, когда видели парус или когда вспыхивала ссора, которую боцману приходилось прекращать. В противном случае рутинная работа могла быть прервана, когда капитан отдавал приказ по каютам провести учения со стрелковым оружием или абордажными саблями. В основном часы, проведенные в море, проходили без каких-либо событий, скуку нарушала только занятость повседневными делами.

В качестве матроса полубака Мунго спал в гамаках вместе с мужчинами и мальчиками. Из всех трудностей парусной жизни самым трудным для него было отсутствие уединения. Спать, есть, писать в дневнике, даже гадить в нужнике - все это происходило в присутствии других мужчин. Мунго жаждал свободного времени, которое он проводил в сетке у кончика бушприта, когда кливер вздымался над ним, читая все, что он мог найти по навигации и управлению кораблем. Он с головой ушел в изучение морского дела. Поначалу это было сделано для того, чтобы отвлечь его от мыслей о Честере и Камилле, но вскоре его рвение привлекло внимание Стерлинга. Капитан разрешил Мунго брать книги из своей каюты и позволил ему попрактиковаться в чтении секстанта и измерении курса. После своих путешествий в Англию Мунго считал себя вполне компетентным мореплавателем; теперь он понял, как много ему еще предстоит освоить.