Зов валькирий

– Я назвал его Атли, – Амунд улыбнулся своей кривой улыбкой, довольный, что все же вызвал ее любопытство. – Отец подарил мне его к свадьбе, десять лет назад.

– А моего ястреба зовут Мьёльнир, – оживленно рассказывала Брюнхильд. – Она летит, как молния, бьет добычу и возвращается назад мне на руку. Я сама ее растила, и она всегда меня слушается. Мой отец предпочитает ястребов, хотя соколы у нас тоже есть. Его любимого челига зовут Гримтурс, ему уже пятнадцать лет. Вон он, у Гостилы, ты сегодня увидишь, как он бьет.

По пути до места лова, пока две дружины пестрым потоком ехали вдоль высокого берега Десны, Амунд рассказывал Брюнхильд о своем беркуте, перечислял разные случаи с ним и описывал взятую добычу. Обе дружины дивились, глядя на эту странную пару: девушку, прекрасную, как Денница, и великана, страшного и лицом, и всем обликом, погруженных в оживленную беседу о содержании и повадках ловчих птиц. Хельги, не вмешиваясь, ехал рядом с дочерью с другой стороны и наслаждался не меньше их обоих; он видел, что Брюнхильд дразнит великана улыбками и блеском глаз, а еще больше – своей ловкостью всадницы и осведомленностью в предметах, в которых обычные девы разбираются не лучше, чем его телохранители-берсерки – в мочке и трепке льна.

Но тем сильнее Амунду хотелось отличиться, когда дойдет до дела, – ведь Брюнхильд не просто увидит, но и поймет, что он за ловец. С собой у него было несколько кречетов, сокольники везли их позади.

Хельги, как старший, первым пустил своего ястреба-тетеревятника – свирепого «летучего волка», как называют эту породу ловцы, хищника с круглым черным зрачком в желтом глазу. Загнутый острым крючком черный клюв только и ждал случая вонзиться в добычу. Ястреб взлетел, описывая широкий круг, опутенки вились возле его лап. Он то махал крыльями, и быстрые эти махи приводили на память трепетный блеск молнии, то распластывал их, паря над берегом, словно несомый божественной силой.

Когда Гримтурс набрал высоту, ловчие спустили двух здоровенных длиннолапых псов: один, кобель, был более темной масти, цвета золы с углем, а сучка, его мать, почти белая. Псы рванулись вдоль берега, устремились в камыши, выискивая добычу.

Спугнутая ими, над рекой тут же поднялась белая цапля. Заметив ее, Гримтурс стрелой устремился к ней, и у каждого в дружинах замерло сердце в ожидании схватки. Крупная пернатая дичь, цапля или журавль с его длинным крепким клювом, может оказаться трудным противником даже для сокола. Но хитрая цапля сделала петлю, и ястреб проскочил мимо.

Над дружиной Хельги пролетел стон. Но теперь настала очередь Амунда; живо сняв кожаный колпачок со своего пестрого, коричневато-желтого кречета, привычным плавным взмахом руки он отправил его в полет. Кречет-челиг взмыл над берегом, но не успел он увидеть цаплю, как перед ним мелькнули несколько уток, взлетевших вслед за цаплей, и кречет кинулся за какой-то из них.

Поняв, что главная добыча упущена, Амунд издал низкий горестный стон и встряхнул кулаками; дружина Хельги засмеялась. Брюнхильд вскрикнула от возбуждения – настал ее черед – и пустила своего перепелятника. Цапля успела улететь уже довольно далеко, но, к счастью, она летела вдоль берега, а не через реку. Заметив ее, ястреб устремился в погоню и стал настигать; всадники, прикрывая глаза от солнца, помчались следом. Среди первых скакала Брюнхильд; Амунд не отставал, но смотрел не столько на удаляющихся птиц, сколько на саму Брюнхильд. Она отлично держалась в своем хазарском седле, отделанном костью и вытертым шелком, не боялась бешеной скачки; встречный ветер немедленно схватил ее в крепкие объятия, отчего сквозь шелковые одежды ясно проступили очертания тела. Длинные концы шелкового золотистого покрывала развевались у нее за спиной, следом неслись серые псы Хельги. На фоне голубого неба скачущая впереди дружины Золотистая Брюнхильд казалась истинной солнечной богиней, несущей свет.

Цапля заметалась в воздухе, но ястреб, сделав несколько стремительных ловких рывков, настиг ее и вонзил когти. Сцепившись, две птицы несколько раз перекувырнулись в воздухе и стали снижаться. Под дружный ликующий вопль ловцов они пропали в камышах.

– Скорее, Елет! – в тревоге закричала Брюнхильд.

Ее волнение было понятно: если цапля упала на землю живой, то ястреб может нарваться на опасный, даже смертоносный удар ее клюва, поэтому ловец должен птице помочь. Один из сокольников-угров соскочил с коня и полез в камыши. Вскоре он принес ястреба, терзавшего мышь, которую ему дали в награду. В другой руке ловчий держал тушку цапли. Брюнхильд схватила ее и подняла, не боясь испачкать рук кровью и выдранными перьями. Она хохотала от радости: утерла нос двум могучим властителям, в том числе своему прославленному отцу. А глянув на Амунда, убедилась, что тот не сильно расстроен своим проигрышем, вернее, не думает о нем, а просто любуется ею. Потом она вернула цаплю ловчему, чтобы убрал в седельную сумку, и, снова взяв ястреба на перчатку, нежно поцеловала птицу в голову. У Амунда при этом почему-то дрогнуло сердце.