Зов пустоты

– Что ты вспомнил? – тут же отреагировала Лудивина.

– Ничего… просто… может, она прошла мимо, пока я смотрел на того гаджо с собакой.

– Ты мне сказал, что в эти два часа никого не видел!

– Ну да, но его видел. Какой-то гаджо ждал свою собаку. Все равно что никто.

– Он был из табора?

– Нет, конечно, я же говорю, гаджо. Если бы из табора, я бы узнал, хотя я его плохо видел.

– Как он выглядел?

– Не знаю. Не помню.

– Мирко! Постарайся! Высокий? Низкий? Волосы темные? Светлые? Как одет?

– Я уже не помню. Среднего роста, белый, обычные волосы, ну, то есть подстрижены по-обычному. Черные. Он вроде был в спортивном костюме. В руках держал собачий поводок, искал свою собаку.

– Один?

– Да.

– Ты его узнаешь, если я покажу тебе фотографии?

– Нет, я его толком не разглядел, и это было давно. Не помню ничего… Говорю же, это был никто!

– Ты с ним разговаривал?

– Нет. Он меня не видел.

– Ты помнишь, как звали собаку?

– Нет. Он ее не звал.

– А как ты понял, что он ее ищет?

– Он выглядел так, как будто искал ее.

– Он долго там пробыл?

– Не знаю. Может, минут десять, потом пошел обратно к дороге.

– Без собаки, никого не встретив и ничего не сказав?

– Да.

– Он был на машине?

– Я не видел. Я не видел дорогу со своего места.

– Он курил? Или, может, пил что-нибудь?

– Нет.

– На нем были перчатки?

Мирко поморщился, словно ему больно было рыться так глубоко в памяти.

– Вроде бы да. Тогда была зима, довольно холодно.

Лудивина задумалась о том, почему версальское РОСП не стало копать глубже, но тут же поняла, что они вообще не говорили с Мирко. Цыгане держали все свои сомнения при себе – по меньшей мере, тогда, когда все только случилось.

Лудивина вздохнула, осознав, что почти ничего не выяснила.

Она ни в чем не подозревала Мирко. Слишком молод, слишком не уверен в себе, без средств – хотя он и был знаком с жертвой.

– Можно задать тебе неловкий вопрос? Мне нужен честный ответ, и это очень важно. Скажи, Мирко, Джорджиана продавала свои услуги на обочине дороги?

Мирко снова недовольно скривился.

– Шлюха? Нет! Только не Джорджиана!

– Чем она занималась, чтобы заработать немного денег?

– Мыла на светофоре лобовое стекло, иногда просила милостыню.

– В Париже?

– Иногда, но чаще в Эраньи, на шоссе между торговым центром и «Макдоналдсом».

– Каждый день?

– Часто.

Убийца мог заметить ее там. Она казалась легкой добычей. Одинокая девушка в потоке машин. Ему достаточно было один раз проехать мимо: она вымыла ему стекло, он увидел, как она склоняется к окну, это его возбудило, и он сделал выбор. Может, он часто возвращался туда посмотреть на нее? Вполне вероятно. Он регулярно проезжал там по делам? Не исключено. Потом он проследил за ней – возможно, пешком или на велосипеде.

«Какой-то гаджо ждал свою собаку, все равно что никто».

Слова Мирко звенели у Лудивины в голове.

«Все равно что никто».

Какой-то человек без особых примет. Обычный прохожий…

Лудивина протянула парню руку, помогла ему подняться.

Хруст сухих листьев у нее за спиной заставил ее резко обернуться.

По склону к ним спускались пятеро подростков, вооруженных ломами, бейсбольными битами и монтировкой. Они выглядели крайне враждебно и не спускали глаз с Лудивины, явно собираясь разделаться с представительницей полиции.

Она отступила на шаг назад и медленно подняла руку к бедру, обхватила пальцами свое табельное оружие.

С вершины холма раздался громкий свист.

Подростки обернулись. Над ними на фоне неба возвышался гигантский силуэт Сеньона.

– На вашем месте я бы не стал этого делать, – сказал он громовым голосом.

Он вытащил телескопическую дубинку и принялся вращать ею, сверля глазами каждого из подростков по очереди.

19

Религия передается по отцу.

Поэтому Джинн родился шиитом, хотя его мать была сунниткой. Это был удивительный брак – брак рассудка. Джинн так никогда и не узнал, как случилось, что эти два человека полюбили друг друга: принес ли их союз какую-то выгоду обеим семьям или стал прикрытием для темной истории страсти, которую пришлось поспешно утаивать. Он был уверен, что брак его родителей стал словом Бога, и что он, Джинн, был создан силой этого слова. Силой дыхания Бога.

С самого раннего детства он запомнил любовь матери и запахи оливковых деревьев, лимона, меда, померанца, хлеба, который пекли в печи возле дома, запах коз; позже, в Бейруте, к ним прибавился едкий запах пыли.