Зов пустоты

Только не язва, только не сейчас!

Ей нужно было думать о другом, но стресс не давал организму покоя, пожирал изнутри.

Людивина со стоном попыталась сменить позу в своей узкой темнице. Она больше не могла оставаться взаперти без возможности двигаться, размять запястья, намертво скрученные хомутами так, что выступили первые капли крови.

Он со мной говорил.

Эти слова пришли внезапно. Людивина ухватилась за них. Да, он с ней говорил.

Как с живым человеком. С ним можно наладить контакт.

Нет, на самом деле он обращался не к женщине, а к предмету, который должен был дозреть и принести ему наслаждение. Он сеял в ее душе страх и этим возбуждал себя.

На самом деле он говорил с самим собой.

Наслаждение.

Вот она, входная дверь. Доставить ему наслаждение. Правильными словами. Коснуться эрогенных зон его больного мозга, чтобы он не захотел сразу ее убить, чтобы она еще какое-то время продолжала его возбуждать.

Людивина вспомнила все, что знала об убийце, его поведении, навязчивых идеях, новой вере и возможных противоречиях из-за этой веры.

Нужно сыграть с ним в игру. Подобрать идеальный тон. Стать канатоходцем, идущим над бездной. Если она потеряет равновесие, пластиковый хомут схватит ее за горло.

И теперь, не отвлекаясь ни на секунду, она обдумывала варианты, как начать, представляла разговор с ним, готовилась избегать ловушек, размышляла, как удержать его, длить его возбуждение, но вскоре поняла, что все это напрасно. Слишком много вариантов. Ей придется импровизировать. Довериться самой себе.

Но главное – у нее нет права на ошибку.

Кто-то поскребся в холодную каменную стену, и она вздрогнула.

Он уже вернулся!

– Ты сухая? – спросил резкий, нездоровый голос. – Совсем сухая? Я наполню тебя, мелкая мразь!

У Людивины свело спазмом желудок, запершило в горле.

Она сделала долгий выдох, чтобы не позволить ужасу одержать верх. Он все еще с ней говорит. Это хорошо. Он еще не добрался до нее и не стал избивать, нужно использовать этот шанс.

Почему он закрыл ее здесь, не изнасиловал сразу?

Потому что он сомневается? Нет… Чтобы овладеть своей жертвой. Он хочет возбудиться сильнее. Поиски, наблюдение, похищение – все это позади. Наступил новый этап наслаждения.

Людивина вспомнила выводы, которые сделала, глядя на тело второй жертвы, Элен Триссо. Он избил ее, когда она уже была мертва.

Все вышло не очень хорошо. Наслаждение оказалось не столь опьяняющим, как он представлял, и он избил ее от ярости, от разочарования…

Он много фантазировал. Слишком много. Но когда доходило до дела, все выглядело совсем не так, как он воображал.

Вот почему он держит меня взаперти. Он знает, что может изнасиловать меня в любой момент, но выжидает, терпит. Это последние мгновения эйфории, ведь она может оказаться не такой, как он надеется. Так что он наслаждается своей уверенностью: он меня изнасилует, он хочет, чтобы все было волшебно, как в мечтах, он пока верит в то, что так и будет, и наслаждение, которое он испытывает в этот миг уверенности, едва ли не сильнее того, которое он получит потом.

– Вы меня изнасилуете? – спросила Людивина, стараясь говорить дрожащим голосом. – Сделаете больно?

Молчание.

– Я знаю, что вы меня… наполните, – продолжала она. – Вы сами так сказали. Вы меня возьмете.

Она ждала ответа, с ужасом думая, что, возможно, лишь приближает собственную казнь.

Тишина.

Людивина решила, что он уже ушел, но тут же убедилась в обратном: за стеной раздался шум. Он пошевелился. Приложил ухо, чтобы лучше ее слышать? Нельзя допустить, чтобы он перевозбудился и больше не смог сдерживаться. Нужно подобрать верную дозу. Она с трудом сглотнула и попыталась найти верный тон: капля дерзости в море страха. Показать, что она не сдалась, но подрывные работы идут как надо и она вот-вот сломается.

– Вы же понимаете, я буду сопротивляться. Я не сдамся.

Людивина хотела повлиять на его фантазии, чтобы он вообразил измененную версию себя, грязную от желаний, и это вынудило бы его ждать, пока она не подчинится, чтобы не испортить все.

– Скажи еще! – зазвучал неприятный голос. – Скажи, что я тебя наполню.