– Мы умеем находить удивительные вещи даже через несколько лет. За эти два часа тебя никто не видел?
– Никто. В том и дело. Некоторые говорят, что с ней это случилось из-за меня. Ее брат говорит, что она прошла мимо меня, а потом…
– То есть она и правда отправилась на встречу с тобой, но не дошла? Сколько идти от табора до вашего укрытия?
– Не знаю. Это под холмом. Пешком минут десять, даже меньше.
– Тропинка есть?
– Да, совсем узкая, а потом еще сто метров через лес.
– А она могла пройти неподалеку, так, что ты ее не заметил?
– Нет, мы там всегда встречались.
– Я не имею в виду, что она потерялась. Она могла пройти мимо и не остановиться?
– Я бы ее заметил.
Мирко нахмурился.
– Что ты вспомнил? – тут же спросила Людивина.
– Ничего… просто… может, она прошла мимо, пока я смотрел на того гаджо с собакой.
– Ты сказал, что за эти два часа никого не видел!
– Ну да, но его видел. Какой-то гаджо ждал свою собаку. Все равно что никто.
– Он был из табора?
– Нет, конечно, я же говорю – гаджо. Если бы из табора, я бы узнал, хотя я его плохо видел.
– Как он выглядел?
– Не знаю. Не помню.
– Мирко, ну постарайся! Высокий? Низкий? Волосы темные? Светлые? Как одет?
– Я уже не помню. Среднего роста, белый, обычные волосы, ну то есть подстрижены по-обычному. Черные. Вроде был в спортивном костюме. Держал поводок, искал свою собаку.
– Один?
– Да.
– Ты его узнаешь, если я покажу фотографии?
– Нет, я его толком не разглядел, и это было давно. Не помню ничего… Говорю же, это был никто!
– Ты с ним разговаривал?
– Нет. Он меня не видел.
– Ты помнишь, как звали собаку?
– Нет. Он ее не звал.
– А как ты понял, что он ее ищет?
– Он выглядел так, будто искал ее.
– Он долго там пробыл?
– Не знаю. Может, минут десять, потом пошел обратно к дороге.
– Без собаки, никого не встретив и ничего не сказав?
– Да.
– Он был на машине?
– Я не видел. Я не видел дорогу со своего места.
– Он курил? Или, может, пил что-нибудь?
– Нет.
– На нем были перчатки?
Мирко поморщился, словно ему больно было рыться так глубоко в памяти.
– Вроде бы да. Тогда была зима, довольно холодно.
Людивина задумалась о том, почему версальский РУСП не стал копать глубже, но тут же поняла, что они вообще не говорили с Мирко. Цыгане держали свои сомнения при себе – по крайней мере, когда все только случилось.
Людивина вздохнула, осознав, что почти ничего не выяснила.
Она ни в чем не подозревала Мирко. Хотя он и был знаком с жертвой, он слишком молод, слишком неуверен в себе, без денег.
– Можно задать тебе неловкий вопрос? Мне нужен честный ответ, и это очень важно. Скажи, Мирко, Джорджиана продавала себя на дороге?
Мирко снова недовольно скривился:
– Шлюха? Нет! Только не Джорджиана!
– Как она зарабатывала деньги?
– Мыла на светофоре лобовое стекло, просила милостыню.
– В Париже?
– Иногда, но чаще в Эраньи, на шоссе между торговым центром и «Макдаком».
– Каждый день?
– Часто.
Убийца мог заметить ее там. Она казалась легкой добычей. Одинокая девушка в потоке машин. Ему достаточно было один раз проехать мимо: она вымыла ему стекло, он увидел, как она склоняется к окну, это его возбудило, и он сделал выбор. Может, он часто возвращался туда посмотреть на нее? Вполне вероятно. Он регулярно проезжал там по делам? Не исключено. Потом он проследил за ней – возможно, пешком или на велосипеде.
Слова Мирко звенели у Людивины в голове.
Какой-то человек без особых примет. Обычный прохожий…
Людивина протянула парню руку и помогла ему подняться.
Хруст сухих листьев за спиной заставил ее резко обернуться.
По склону к ним спускались пятеро подростков, вооруженных ломами, бейсбольными битами и монтировкой. Они выглядели крайне враждебно и не спускали глаз с Людивины, явно собираясь разделаться с представительницей полиции.
Она отступила на шаг, медленно подняла руку к бедру и нащупала приклад своего табельного оружия.
На вершине холма раздался громкий свист.
Подростки обернулись. Гигантский силуэт Сеньона заслонял им свет.
– Не советую, ребята! – прогремел он.
Он вытащил телескопическую дубинку и принялся вращать ею, сверля глазами подростков по очереди.
19