Он зажег фонарь и поставил его на комод, затем намылил лицо и побрился. Ему подумалось, что следующая возможность сделать это может представиться лишь через несколько недель. Он использовал по назначению ночной горшок, вымыл руки и надел чистые коричневые чулки, песочного цвета бриджи и свежую белую рубашку. Разорвал другую пару чулок и плотно набил ими носки сапог, после чего обулся и туго затянул ремешки на икрах. Заплечный мешок, уже порядком утяжеленный провизией и прочими вещами, вдобавок пополнился куском мыла и сменой белья. Письмо для судьи он оставил на видном месте — посреди застеленной постели. Потом закинул мешок на плечо, взял фонарь и тихонько открыл дверь комнаты.
И в этот момент его охватила паника: еще не поздно передумать, сделать два шага назад, закрыть дверь и… забыть? Ну уж нет!
Дверь он закрыл, но уже со стороны коридора. Войдя в спальню судьи, он зажег двусвечный фонарь, который ранее принес туда снизу. Отворил ставни и поставил фонарь на подоконник.
Судья издал невнятный звук. Не стон боли — скорее, отголосок снящейся ему речи в зале суда. Мэтью постоял у постели, глядя на лицо Вудворда и видя не сегодняшнего судью, а того человека, который однажды посетил сиротский приют, чтобы потом вывести Мэтью в жизнь, о которой он не мог бы и мечтать.
Он уже потянулся к плечу Вудворда, но прервал этот жест признательности. Вудворд дышал достаточно свободно, хоть и не без хрипов, с приоткрытым ртом. Мэтью коротко и беззвучно помолился, прося Господа даровать ему здоровье и благополучие. Дальше медлить было нельзя.
В кабинете Бидвелла под ногой Мэтью вновь предательски скрипнула половица, отчего он едва не выскочил из краденых сапог. Сняв карту с гвоздя на стене, он аккуратно вынул ее из рамы, сложил и спрятал в свой мешок.
Спустившись по лестнице — мучительно медленно, дабы нечаянным шумом не спровоцировать появление в коридоре шатающегося Бидвелла, — Мэтью сделал остановку в гостиной и осветил фонарем часы на каминной полке. Было четверть первого.
Он вышел из особняка, закрыл дверь и без оглядки двинулся в путь под миллионом сияющих звезд. Фонарь он держал низко и сбоку, прикрывая его своим телом так, чтобы дозорный на вышке — если, конечно, в городе нашелся смельчак или глупец, готовый просидеть там всю ночь, — не заметил движущийся огонек и не забил тревогу.
Достигнув перекрестка, он свернул на улицу Правды и направился прямиком к бывшему жилищу Ховартов. Пустой и мрачный, этот дом производил особо гнетущее впечатление из-за случившегося неподалеку зверского убийства Дэниела. Открывая дверь и перешагивая порог, Мэтью невольно представил себе внезапное появление призрака с разорванным горлом, блуждающего по комнатам в бесконечных поисках Рейчел.
Призраков здесь не обнаружилось, зато крысы чувствовали себя вольготно. В свете фонаря заблестели красные глазки, обнажились острые зубы и чутко встопорщились усики, как бы приветствуя гостя — впрочем, отнюдь не желанного. Миг спустя грызуны шмыгнули в свои норы, и хотя Мэтью успел заметить всего пятерых или шестерых, шум поднялся такой, словно в этих стенах окопалась целая крысиная армия. Он поискал и быстро нашел поднятую половицу, под которой когда-то хранились колдовские куклы, а затем перешел в соседнюю комнату, оказавшуюся спальней. Простыни и одеяло на кровати остались смятыми и частью лежащими на полу с того самого мартовского утра, когда Рейчел была схвачена и уведена отсюда.
В спальне стояли два сундука, один — с одеждой Дэниела, другой — с вещами Рейчел. Для нее он выбрал два платья, оба с длинными подолами и рукавами, что соответствовало как моде, так и, видимо, ее вкусу. Первое платье было кремового цвета, из тонкой и легкой материи, и Мэтью счел его подходящим для путешествия в жарком климате. Второе — из более плотной, темно-синей набивной ткани — показалось ему очень практичным. На дне сундука лежали две пары простых, но добротных женских ботинок. Мэтью положил одну пару в мешок, перекинул одежду через руку и с облегчением уступил этот злосчастный, разбитый дом его нынешним обитателям.
Далее путь его лежал к тюрьме. Однако внутрь заходить он пока не собирался. Сначала надо было преодолеть еще одно, главное препятствие, которое звалось Ганнибалом Грином. При одной мысли о возможном провале его плана на лбу и щеках Мэтью выступили капельки пота, а внутренности превратились в желе.
Свой мешок и одежду Рейчел он спрятал в высокой траве рядом с тюрьмой. Если все пройдет, как он задумал, за его недолгое отсутствие крысы не успеют добраться до свертка с едой. Затем он пошел к дому Грина, настраиваясь на предстоящую встречу.
Двигаясь в западном направлении по улице Правды, он огляделся вокруг — просто на всякий случай — и вдруг замер как вкопанный, а сердце подпрыгнуло в груди. Он смотрел назад, в сторону тюрьмы.
Огонек. Нет, сейчас его не было, но перед тем Мэтью заметил короткую вспышку по правой стороне улицы, шагах в тридцати позади.