— Лихорадка слабо поддается действию препаратов, она больше зависит от состояния крови, — сказал Шилдс. — К тому же поступления лекарств через Чарльз-Таун почти прекратились, и мои запасы на исходе. Но у меня найдется немного уксуса, печеночника и лимонного экстракта. Я могу смешать их с ромом и опием, пусть выпивает… скажем… по одной чашке три раза в день. Это может разогреть кровь и уничтожить заразу.
— Сейчас я готов попробовать что угодно… если только это его не отравит.
— Я ручаюсь за свои снадобья, молодой человек, можете не сомневаться.
— А я не могу не сомневаться, — сказал Мэтью, — тем более в ваших ручательствах.
— Как вам будет угодно.
Шилдс не переставал затягиваться уже почти догоревшим окурком. Голубой дым клубился у самого лица, еще более скрывая его от обзора.
Мэтью испустил долгий, тяжелый вздох.
— Я уверен, что у вас были достаточно серьезные причины для убийства Пейна, но при этом вы еще и наслаждались самим процессом. Петля висельника — это явный перебор, вам не кажется?
— Мы закончили обсуждать лечение Айзека, — сказал Шилдс. — Теперь вы можете уйти.
— Да, я сейчас уйду. Еще один момент: все ваши рассказы о том, как вы потеряли практику в Бостоне… как вы хотели участвовать в основании нового города, чтобы эта больница впоследствии носила ваше имя… все это было ложью, да?
Мэтью сделал паузу, хоть и понимал, что реакции не будет.
— То есть на самом деле вы прибыли сюда с одной лишь целью — убить Николаса Пейна.
Мэтью произнес это без вопросительной интонации, поскольку и так знал ответ.
— Вы уж извините, — промолвил Шилдс невозмутимо, — что я не встаю проводить вас к выходу.
Больше сказать было нечего, и рассчитывать на получение новой информации не приходилось. Мэтью вышел из кабинета, закрыл дверь и проследовал по коридору, находясь в несколько осоловелом состоянии. Запах жженой веревки от этого странного табака, казалось, въелся ему в ноздри. Выбравшись на улицу, он первым делом поднял лицо к солнцу и набрал полные легкие воздуха. Затем побрел к особняку Бидвелла, и в голове его — по контрасту с погожим днем — клубился густой туман.
Глава тридцатая
— К вам мистер Воган, сэр, — прозвучало из-за двери после стука.
— Мистер Воган? — Мэтью поднялся из кресла, где дремал в предвечерних сумерках, и открыл дверь своей комнаты. — Что ему нужно?
Миссис Неттлз надула губы, молчаливо порицая его забывчивость.
— Он говорит, что пришел сопроводить вас на званый ужин, который будет подан в шесть часов.
— Ох, совсем из головы вылетело! Который час?
— Почти полшестого по каминным часам.
— Если найдется в моей жизни вечер, менее всего подходящий для званых ужинов, так это он самый и есть, — признался Мэтью, протирая заспанные глаза.
— Оно, может, и так, — сурово молвила миссис Неттлз. — Мне, вообще-то, начхать на Лукрецию Воган, но они там наверняка расстарались, готовя вам теплый прием, и теперь обижать их отказом негоже.
Мэтью кивнул, хотя его нахмуренный лоб не разгладился.
— Да, вы правы. В таком случае передайте мистеру Вогану, что я спущусь через несколько минут.
— Передам. И еще… вы после завтрака видели мистера Бидвелла?
— Нет, не видел.
— Обычно он сообщает, придет ли к ужину. А без понятия о его планах меня несет куда попало, как баржу без якорей.
— Мистер Бидвелл… вероятно, поглощен скорбными заботами в связи с гибелью мистера Пейна, — сказал Мэтью. — Вы лучше других знаете, как он может с головой уходить в работу.
— О да, это верно, сэр! Но, видите ли, у нас на завтрашний вечер назначено вроде как большое гулянье. Мистер Бидвелл позвал в гости кое-кого из этих кривляк. Пусть даже у нас тут настоящая трагедия, но я всяко должна знать заранее, чем ему вздумается их попотчевать.
— Уверен, он объявится этим вечером, рано или поздно.
— Хорошо бы. Я никому не обмолвилась про убийство, сэр. Как он и велел. Но мне очень интересно: кто, по-вашему, мог это сделать?
— Не Рейчел и не Дьявол или еще какой-нибудь воображаемый демон, если вы спрашиваете об этом. Здесь потрудился обычный человек. — Он не рискнул сказать больше. — А сейчас извините, мне нужно собираться.
— Да, сэр. Я сообщу мистеру Вогану.
Торопливо соскребая бритвой дневную щетину и умываясь, Мэтью настраивал себя на застольное общение, хотя сейчас ему больше всего хотелось просто побыть в одиночестве. Он провел почти весь день рядом с мировым судьей и наблюдал за работой доктора Шилдса, включая мучительную процедуру промывания кишечника. Помимо того, доктор наложил на грудь Вудворда свежий скипидарный компресс и натер мазью область вокруг ноздрей. В свой первый визит этим утром он принес мутную желтую микстуру, которую судья с огромным трудом проглотил. Вторая порция была принята около четырех часов дня. Всякий раз, следя за руками доктора, Мэтью невольно представлял их за выполнением иной, чудовищной работы накануне ночью.