Зов ночной птицы

Мэтью еще несколько мгновений смотрел на Вудворда, как будто изучая все мельчайшие детали его лица.

— Что еще? — спросил Вудворд.

— Я должен спросить вас об этом, сэр. Скажите, в тот раз вы пришли в сиротский приют, чтобы найти секретаря или же искали замену своему сыну?

— Моего сына… заменить невозможно никем.

— Я это понимаю. Но мы оба знаем, что вы могли бы нанять опытного секретаря через любую юридическую контору. Я просто должен был задать этот вопрос, вот и все.

Он повернулся и пошел к двери.

— Мэтью… — Вудворд приподнялся, хотя его лицо при этом побледнело от боли. — Я не знаю… пришел ли я туда в поисках сына. Возможно, так оно и было. Но я знаю, что хотел кого-нибудь воспитать. Хотел… о ком-нибудь заботиться… защищать его от всей грязи этого мира. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, — сказал Мэтью. — И хочу вас поблагодарить за заботу обо мне. Если бы вы не забрали меня оттуда, страшно представить, что могло бы со мной случиться.

Вудворд вновь откинулся на подушки.

— Весь мир открыт перед тобой. Тебя ждет блестящее будущее. Об одном умоляю: остерегайся тех, кто может это будущее уничтожить.

Мэтью покинул комнату с пачкой бумаг в руке, а у себя в спальне зажег свечу, умылся холодной водой и распахнул ставни. Уже почти стемнело, но он все равно устремил взор поверх крыш невольничьего квартала в направлении сторожевой вышки и болота за ней. Сейчас ему казалось, что предательская топь может внезапно разверзнуться под человеком в любое время и в любом месте. В этом мире не было легких ответов ни на один вопрос. Более того: год от года вопросы становились все сложнее.

Он был уверен, что судья посетил приют именно с целью найти себе нового сына. Но тогда для него должна быть невыносимой сама мысль о возможной утрате и этого воспитанника по злой прихоти судьбы. Но при всех своих чувствах к Вудворду Мэтью не собирался — да и просто не мог — отвернуться от Рейчел. Пусть он стал для судьи заменой сыну… но в то же время, будучи взрослым мужчиной, он должен поступать так, как считает правильным.

А это означало, что он должен упорно искать доказательства невиновности Рейчел и не сдаваться вплоть до момента ее казни.

Ночная птица или нет, но она действительно с ним говорила. Даже в эту минуту он слышал голос Рейчел, страдающей во тьме тюремной клетки. А как он поступит завтра, когда судья прикажет ему составить смертный приговор и подписать этот документ в качестве свидетеля строкой ниже подписи Вудворда?

Он поместил свечу в изголовье кровати и прилег — осторожно, поскольку рубцы на спине все еще горели. Затем начал просматривать судебные документы в надежде обнаружить какую-то зацепку, которая укажет на ранее незамеченный факт, способный стать ключом к свободе Рейчел.

Однако он сильно сомневался, что таковой обнаружится.

Время поджимало. Если Сатана действительно обретался в Фаунт-Ройале, ему было впору глумливо ухмыляться. А если Сатана тут был ни при чем… то ухмылялся кто-то другой. Хитрющая лиса, как выразилась миссис Неттлз.

Но Мэтью верил, что даже самая ловкая лиса оставляет следы. И он должен эти следы найти, используя свои инстинкты ищейки. Если же он потерпит неудачу, Рейчел погибнет, а Мэтью будет ждать участь, страшившая его даже больше адского пламени: до самой гробовой доски биться над разгадкой неразрешимых вопросов.

Глава двадцать третья

— Я принес тебе подарок, — сказал Сатана.

Мэтью был не в состоянии говорить или двигаться; его рот как будто сковало льдом, а тело казалось окаменевшим. В неровном свете алого пламени он разглядел, что на Сатане действительно был черный плащ с шестью золотыми пуговицами, расположенными в два ряда. Его голову покрывал капюшон, а в том месте, где должно было находиться лицо, зияла густая тьма.

— Подарок, — повторил Сатана голосом, весьма похожим на голос Исхода Иерусалима.

Длинными бескровными пальцами он раздвинул полы плаща, под которыми обнаружился шитый золотом камзол. А из-под камзола он достал шевелящую конечностями мокрую черепаху — вода капала с темно-зеленого панциря — и продемонстрировал ее Мэтью.

Руки Сатаны сдавили края панциря и легко, без видимых усилий, его взломали. Панцирь лопнул с треском, подобным мушкетному выстрелу. А дьявольские руки продолжили ужасающе неторопливым движением разрывать пополам тело черепахи, широко разинувшей пасть в агонии. Начали вываливаться кровавые внутренности — красные, белые и синие, как цвета британского флага.

И вдруг из массы раздавленных органов, как из разрезанного бритвой кошелька, посыпалось золото и серебро. Сатана пошарил левой рукой в черепашьих кишках и раскрыл перед Мэтью окровавленную ладонь — на ней среди ошметков плоти лежала золотая монета.

— А вот эта твоя, — сказал Сатана.

Он двинулся вперед и вытянул руку с монетой, зажатой между большим и указательным пальцем. Мэтью не мог отступить, руки и ноги его не слушались. А Сатана навис над ним огромным черным грифом и поднес край монеты к губам Мэтью.