Зов ночной птицы

Ранее он подробно обсудил здоровье судьи с доктором Шилдсом, по словам которого, болезнь была серьезной, но вполне поддавалась лечению. Доктор сказал, что придется еще раз пустить кровь, после чего состояние судьи будет то улучшаться, то ухудшаться, но в конечном счете он пойдет на поправку. Однако процесс выздоровления, по словам доктора, не может быть легким, особенно для заболеваний вроде этой болотной лихорадки. К счастью, судья — человек физически крепкий и не страдает никакими другими болезнями, посему можно рассчитывать на благотворное действие кровопусканий, и тогда он поправится через неделю-другую…

Подойдя к комнате Вудворда, Мэтью осторожно постучал в дверь.

— Кто там? — донеслось изнутри. Голос был слабый и сиплый, но вполне внятный.

— Это я, сэр.

Последовала многозначительная пауза.

— Войди.

Мэтью вошел в спальню. Вудворд полусидел в постели, подпираемый парой подушек. Рядом лежала коробка с документами; часть бумаг он держал на покрытых одеялом коленях. На прикроватном столике горели три свечи.

— Закрой дверь, пожалуйста, — сказал он.

Мэтью так и сделал.

Вудворд заставил своего секретаря еще какое-то время простоять у порога. Горло судьи вновь горело, нос не дышал, голова раскалывалась; его бросало то в жар, то в холод — воистину адское чередование, — а рассказ Исхода Иерусалима о недавнем поступке Мэтью дополнительно отразился на нервах и душевном состоянии судьи. Однако внешне он сохранял спокойствие и продолжал чтение, не желая хоть чем-то выказать свой гнев.

— Сэр, — начал Мэтью, — мне известно, что вас посетил…

— Я пока занят, — оборвал его Вудворд. — Позволь дочитать эту страницу.

— Да, сэр.

Мэтью уткнулся взглядом в пол, убрав руки за спину. Наконец он услышал, как судья с шелестом отложил бумаги и откашлялся — натужно и, суда по звуку, с болью.

— Как всегда, свою работу ты выполнил отлично, — начал Вудворд. — К протоколам не придерешься.

— Спасибо, сэр.

— Я закончу читать их сегодня, самое позднее — завтра утром. Ах, как же я буду рад наконец-то уехать из этой дыры!

Он поднял руку и помассировал больное горло. Ранее бритвенное зеркало показало ему неприглядную картину — мучнисто-бледное лицо, темные впадины под глазами, лихорадочная испарина на щеках и лбу. К тому же он чувствовал себя предельно усталым, ослабленным как болезнью, так и кровопусканиями. Сейчас ему хотелось лишь одного: вытянуться на постели и уснуть.

— Уверен, ты тоже будешь рад уехать отсюда, верно?

Хочет меня подловить, подумал Мэтью. Но это настолько очевидно, что вряд ли стоит изворачиваться.

— Я буду рад, когда свершится правосудие, сэр.

— Что ж, этого осталось ждать недолго. Завтра я вынесу вердикт.

— Однако, — сказал Мэтью, — вы обычно тратите на изучение протоколов не менее двух дней.

— Это что, непреложное правило? Мне вообще не обязательно читать эти записи, если на то пошло.

— И для вас совсем ничего не значит мое мнение — мое убеждение, — что Рейчел Ховарт не является ни убийцей, ни ведьмой?

— Показания свидетелей, Мэтью. — Вудворд похлопал по стопке бумаг. — Доказательства налицо. Ты сам их слышал, и ты их записывал. А вон там на комоде лежат ведьмовские куклы. Теперь скажи, чем ты можешь все это опровергнуть?

Мэтью промолчал.

— Ничем, — сказал Вудворд. — У тебя есть лишь мнение, ни на чем не основанное.

— Но вы же согласны, что некоторые показания не очень убедительны?

— Я считаю свидетелей заслуживающими доверия. А ты можешь как-то объяснить наличие совпадений в их историях?

— Не могу.

Вудворд сглотнул и поморщился от боли. Но приходилось говорить, пока голос не сел окончательно.

— Ты знаешь не хуже меня, что только так можно помочь этому городу. Мне это не доставит удовольствия. Но такова необходимость.

— Вы позволите задать еще несколько вопросов свидетелям, сэр? Я уверен, что Вайолет Адамс…

— Нет, — прозвучал решительный ответ. — Оставь девочку в покое. И я хочу, чтобы ты впредь, начиная с этой минуты, держался подальше от тюрьмы.

Мэтью глубоко вздохнул.

— Полагаю, я вправе ходить, куда мне вздумается, сэр, — сказал он и заметил, как гневно сверкнули глаза Вудворда даже при его болезненном состоянии. — Если причиной ваших ограничений стал рассказ Исхода Иерусалима, должен вам сообщить, что сам этот пастырь имеет грязные планы насчет миссис Ховарт. Он убеждал ее сознаться в преступлениях и воззвать к вашему милосердию, обещая выступить поручителем за ее вновь обретенную христианскую душу. И все это с целью сделать ее своей походной шлюхой.

Вудворд начал говорить, но его голос сорвался, так что пришлось подождать, когда он восстановится.

— Да мне плевать на этого Иерусалима! Ясно же, что он гнусный обманщик. Это я понял сразу, как только его увидел. Я о твоей душе беспокоюсь.

— Моя душа не нуждается в чьей-либо защите, — ответил Мэтью.

— Неужели? — Вудворд уставился в потолок, собираясь с мыслями.

— Мэтью, — сказал он, — я за тебя боюсь. Эта женщина… может тебе навредить, стоит лишь ей захотеть.

— Я способен позаботиться о себе.

Здесь Вудворд не удержался от смеха, несмотря на жестокую боль.