Зов Лавкрафта

– А мне похер, – сказал Сэм. – Начальник приказал. Срочный заказ.

– И я плохо работаю, – сказал Брюс. Он поднял взгляд, посмотрел на охранника в упор.

– Это факт, – Сэм ухмыльнулся. Брюс фактически работал по собственному графику, постоянно отвлекался, чтобы отжаться на пальцах или повторить удар кулаком. И постоянно пререкался с охраной и начальством. Брюс был «плохим заключенным» и гордился этим. Его взрывоопасный характер и холодная надменность не слишком ему помогали в отношениях с охранниками. Зато и лишний раз докапываться до него они теперь избегали. Для неурочных работ найдутся более покладистые заключенные. В отвратительном характере свои плюсы.

– Пошевеливайся, засранец! – приказал охранник. – Я тут ночевать не собираюсь.

Охранник вывел его в длинный полутемный коридор. Сэм махнул рукой в сторону синего света – туда.

– Иди, дальше дорогу найдешь, – сказал Сэм лениво. Брюсу не понравились в его голосе смазанные ноты. И глаза его, хоть он и прятал их в бойницах тяжелых век, смотрели совсем не лениво.

– Что я там… – начал Брюс.

– Тридцать три тебя ждет. Вместе сделаете. И не груби мне, узкоглазый, а то попадешь прямиком в карцер. А для начала недосчитаешься пары зубов. Топай!

Сэм остался позади. За спиной Брюс услышал скрежет металла. Характерные лязг и щелчки – словно Сэм запирает дверь, ведущую в коридор к прачечной. Стандартная процедура вроде бы, но часто охранники ленились это делать.

Брюс помедлил. Потом неторопливо пошел вперед.

Брюсу нравился запах прачечной. Чем-то это напоминало его детство – не самое легкое, но хорошее. Запах американского стирального порошка, витающий над улицей. Белесые мыльные потеки на булыжной мостовой.

Гонконг, крыши. Мальчишеские банды. «Мое кунг-фу лучше, чем твое кунг-фу». Ох, как его били тогда. Брюс повел головой, сжал зубы. И как он бил в ответ.

Он вспомнил, как бежишь по узкой улице, справа и слева уходят вверх жилые дома, улица перекрыта, словно флагами, веревками с сохнущим на них бельем.

Солнечный свет до низу улицы не добирается, застревает наверху, запутавшись в веревках и нижнем белье.

А он бежит. Плеск. Лужа осталась позади. Полутьма улицы кажется загадочной и страшной. Он, мальчишка, представляет, что дальше улица приведет его в ущелье чудовищ. И сверху, на крыше, встанет во весь рост Царь Обезьян, Сунь Укун, божественный хитрец, наглец и пройдоха. И победно вскинет над головой свой волшебный чугунный посох.

Откуда-то доносятся звуки джаза.

* * *

Прачечная военной тюрьмы представляла собой огромный цех. Здесь стиралась, отжималась в электрических центрифугах и огромных прессах, сушилась в сушильных шкафах, массово гладилась форма и белье для всего личного состава базы Пендлтон. В этот вечерний час прачечная была практически пуста. Лампы, свисающие на шнурах, испускали холодный сумрачный свет.

Слева тускло светились металлом огромные, в рост человека, стиральные машины, похожие на небольшие бетономешалки, засунутые в толстые металлические коробки. В каждую такую машину можно было загрузить около 220 фунтов, или 16 стоунов, грязного белья. Каторжная работа. А эта вонь…

Брюс брезгливо поморщился. В дальнем конце цеха стояли огромные корзины с грязным бельем. Его еще не успели загрузить. Стиральные машины мощно и угрюмо гудели, пережевывая прежнюю партию белья. В прачечном цехе стоял неумолчный низкий гул, усиленный эхом.

Через пятки внутрь Брюса проникала низкая тяжелая вибрация. После смены в прачечной, когда ты шел на ужин или к своей койке, казалось: этот гул навсегда останется в твоих пятках и в твоем теле.

По потолку шло переплетение трубопроводов и широкие, прямоугольного сечения жестяные коробы вытяжной вентиляции. Сам потолок тонул в темноте. Он находился за границей света, словно крыша прачечной уходила в космическую пустоту. В ничто.

Брюс повернул голову. Что-то не давало ему покоя. Зудящее, тревожное чувство. Опасность? Истинный воин всегда готов к нападению врага, в любую секунду. Брюс сделал шаг вперед. Справа под куполообразными вытяжками синели ряды сушильных шкафов. Брюс слышал словно дыхание огромного великана с проблемами в легких. В воздухе остро разливался невыносимый запах стирального порошка. И сырости. Здесь всегда сыро.

Брюс увидел слева небольшую фигурку в синих джинсах и серой рубашке. Сутулую и худощавую. А, вот кто это, понял Брюс. Бобби Тридцать Три. Тридцать Три его прозвали за то, что он украл у сослуживца тридцать три цента. За что и сел на пять лет.

Бобби выпрямился, посмотрел на Брюса. Кажется, даже на мгновение замер. Брюс надменно кивнул ему.

Тридцать Три не ответил на приветствие. Брюс удивленно вздернул бровь.

– Эй! – позвал он.

Тридцать Три отвел взгляд и молча прошел мимо Брюса, все ускоряя шаг. Он сутулился сильнее обычного. Вот его шаги стихли за спиной Брюса. Теперь понятно, почему у охранника были такие глаза. Ловушка. Сердце застучало сильнее, яростнее. Брюс вышел в центр зала и неторопливо огляделся.

Никого.