Зов Ктулху

Я был на страже с полуночи до часа, и несмотря на то, что был среди враждебных стен, у разбитого окна, и гроза подбиралась все ближе, чувствовал необычайную сонливость. Мой первый товарищ, Джордж Беннетт, спал у окна, видимо, поддавшись искушению, одолевавшему и меня, а второго, Уильяма Тоби, клевавшего носом у камина, я назначил караулить следующим. Странно, но взгляд мой постоянно останавливался на этом камине.

Должно быть, приближающаяся буря отразилась на том, что явилось мне во сне, ведь пока я спал, я узрел все ужасы апокалипсиса. В полудреме я почувствовал, что лежащий у окна положил свою руку мне на грудь. Я не мог видеть, что делает Тоби, и это обеспокоило меня. Никогда еще я так явственно не ощущал присутствие зла. Должно быть, я снова провалился в сон, но из плена фантастического хаоса видений разум мой вырвали ужасные вопли, подобных которым я никогда ранее не слышал.

То кричал человеческий дух, бившийся в кошмарной и безумной агонии на пороге черных врат забвения. Кровавое безумие, насмешка самого дьявола пробудили меня, сменив невероятные, кристаллизованные кошмарные видения, мучительно отступавшие и эхом отдававшиеся во мне. В кромешной тьме я почувствовал, что справа от меня больше никого не было – Тоби исчез, и лишь Богу было известно куда.

Я все еще чувствовал тяжесть руки спящего слева на своей груди. Затем последовал опустошительный удар молнии, сотрясший всю гору до основания, осветивший все потаенные уголки древней рощи и расколовший старейший из дубов. Озаренный демоническим огнем, лежащий рядом вдруг поднялся, и свет за окном выхватил тень, павшую на камин. Каким-то чудом я все еще был жив и не сошел с ума, потому что тень на камине не принадлежала ни Джорджу Беннетту, ни кому-то иному из живых. То была богомерзкая тварь из самых глубин ада, безымянное и бесформенное отродье, непостижимое и неописуемое. Мгновение спустя я остался один посреди проклятого особняка, содрогаясь от ужаса и шепча что-то невразумительное. Бесследно исчезли и Джордж Беннетт, и Уильям Тоби, и не оставили ни следа борьбы. Больше никто никогда не слышал о них.

II. Погибший в грозу

После того ужасного случая в особняке среди лесов я несколько дней провел в совершенном упадке сил, на постели в номере отеля в Леффертс-Корнерс. Не помню, как я добрался до автомобиля, завел его и незамеченным ускользнул в поселок, но смутные видения могучих деревьев, сплетавших ветви, демонических громовых раскатов и адских теней на холмах и курганах преследовали меня.

В своих лихорадочных воспоминаниях о той немыслимой тени я понял, что прикоснулся к сокровенной тайне земных недр, неназываемым потусторонним тварям, чей слабый след изредка заметен на грани нашего пространства, но от созерцания которых нас милостиво хранит ограниченность нашего восприятия. Я не осмеливался строить дальнейшие предположения о природе того создания.

Что-то лежало между мной и окном в ту ночь, но меня бросает в дрожь при попытке понять, что это было. Если бы оно зарычало, залаяло или вдруг захихикало, то моментально бы утратило свою отвратительную сущность, но оно не проронило ни звука. Его тяжелая конечность покоилась на моей груди…

Оно было живым или когда-то было им… Ян Мартенс, в чью комнату я вторгся, лежал на кладбище у особняка… Нужно найти Беннетта и Тоби, вдруг они еще живы… Почему же сперва тварь расправилась с ними, а меня оставила на потом? Таким удушливым был тот сон, такими страшными те видения…

Я быстро осознал, что должен поделиться с кем-то своей историей, или сойду с ума. Я уже решил, что продолжу свои поиски таящегося ужаса, в своем опрометчивом невежестве полагая, что незнание хуже, чем любое, даже самое кошмарное из откровений. Также я наметил путь, которым отныне буду следовать, выбрал того, кому открою свою тайну, и как отыщу кошмарную тень, сгубившую две жизни.

Теми, кого я еще знал в Леффертс-Корнерс, были несколько дружелюбных репортеров, все еще ловящих последнее эхо недавней трагедии. Из их числа я решил выбрать напарника, и чем дольше я размышлял, тем больше выбор мой склонялся в сторону Артура Манро, темноволосого, сухощавого мужчины лет тридцати пяти, чья образованность, предпочтения, интеллигентность и темперамент выдавали в нем человека, не связанного условностями и косностью общества.