Теперь вопросы посыпались со всем сторон, уже без поднятых рук, и Олке замолк, дожидаясь, пока тишина снова установится.
– Буду очень признателен вам, если впредь вы будете спрашивать разрешения перед тем, как говорить. Спасибо. Повторюсь: по итогам обучения я, может, и возьму ученика или учеников. Говорить о своей специализации сейчас не буду. Качества, которые я ищу в потенциальных коллегах, станет гораздо проще разглядеть, если вы будете вести себя естественно. – Олке вдруг улыбнулся, и в первый раз это было похоже на настоящую человеческую улыбку. – Но меня, по правде говоря, изумляет ваш энтузиазм. Подождите. Вы познакомитесь с куда более симпатичными наставниками. Сомневаюсь, что работать со мной – это то, чего вы действительно хотите.
Все притихли. Унельм, в отличие от Олке – если он не кривил душой – прекрасно понимал, почему многие начали его расспрашивать. Кажется, этот механикер был себе на уме – но он, по крайней мере, говорил с ними откровенно. В его речи не было ни приторности госпожи Рурре, ни излишней обтекаемости формулировок, как у госпожи Сэл.
– Да?
Девушка с длинными распущенными волосами, удобно устроившаяся на мягкой скамейке, тянула руку.
– Меня зовут Линна. Я слышала, что некоторых препараторов приглашают на балы, всякие светские мероприятия, танцы… Нас тоже могут пригласить?
Со всех сторон захихикали, но Олке оставался серьёзным.
– Да, препараторы действительно участвуют в светской жизни Химмельборга. Это часть нашего статуса – и наших обязанностей. Однако такая возможность – привилегия. На мероприятия приглашают тех, кто показал лучшие результаты во время учёбы, а потом – лучшие рабочие результаты, самый высокий рейтинг. Там бывают не только ястребы с охотниками, но и некоторые паритеры, кропари, инженеры. Любой может – но для этого нужно хорошо потрудиться, стать лучшим из лучших.
В комнате зашептались – в основном девчонки.
«Какие мы всё ещё, в сущности, дети», – подумал вдруг Ульм, холодея, и это была чужая, взрослая мысль. «Нас всё ещё легко отвлечь обещаниями красивой и весёлой жизни. Ещё недавно они были напуганы до смерти – и вот, щебечут, мечтая о том, как будут танцевать с благородным динном на балу».
Он вдруг поймал на себе тяжёлый взгляд – господин Олке смотрел на него в упор, как будто отмечая что-то, а потом перевёл взгляд на кого-то ещё.
Чем может заниматься человек с таким взглядом? Наверняка это можно как-то выяснить. Олке должен быть заметным в своём объединении, как Сэл или Рурре, – в своём, раз ему поручили такую ответственную задачу.
– Мы начнём завтра, – сказал Олке, дождавшись, пока все начнут смотреть на него. – Собираемся в тренировочном зале в шесть утра. На голодный желудок. Сегодня больше не есть. Пить воду можно. С собой возьмите письменные принадлежности и бумагу. Они вам пригодятся позже, после завтрака, в аудиториях, но у вас может не оказаться времени, чтобы зайти в свои комнаты.
– К чему нам готовиться? – спросил Гуррт, осмелевший настолько, что теперь из-за шкафа, не скрываясь, торчали его нос и большая часть бледной щеки.
– На данном этапе лучшая подготовка – это крепкий сон, – мягко сказал Олке, видимо, решивший спустить на этот раз реплику не по поднятой руке. – Ложитесь пораньше. Выбросьте всё лишнее из головы. Учитесь засыпать быстро и спать крепко – это вам ещё не раз пригодится. Жизнь препаратора – это железная дисциплина. Те, кто понимает это раньше других, – Олке бросил взгляд на стайку девчонок на мягкой скамейке, – как раз и оказываются на балах, которые вас так интересуют.
Идя по коридору в свою комнату, Унельм думал о том, что господин Олке, судя по всему, знает, о чём говорит. Видимо, надежды на то, чтобы пробиться в паритеры, у него почти нет – но ведь летают не только они, но и механикеры, обслуживающие парители, и ещё другие члены экипажа, чьи функции Унельм представлял пока смутно. Весь первый раздел купленной им книги был посвящён прославленным паритерам. Остальным пока не уделялось внимания.
Машинистом, на худой конец, тоже неплохо, – но это значило изо дня в день ползать по земле Кьертании – а при мысли о том, чтобы хоть раз подняться в небо и увидеть чужие дивные края, сердце сжималось.
Кто знает? Может, господин Олке – как раз из паритеров. Он бы наверняка не стал заявлять об этом открыто, чтобы все тут же не начали с ума сходить от желания угодить ему. Хотел, чтобы они вели себя естественно.
Унельм даже остановился, поражённый этой новой мыслью. Она показалась ему вполне здравой, и догадка почти сразу начала перерастать в уверенность.
«Уймись», – сказал он сам себе. – «Возьми себя в руки. У тебя есть только догадки. Кем бы он ни был, твоя задача – показать себя хорошо. Об этом и думай. Для начала – иди спать, как он велел. И спи крепко».