Зов ястреба

– Я знаю. – Она отставила стакан и сжала виски с такой силой, будто мечтала раздавить собственную голову и выпустить на волю бьющиеся в ней мысли. – Она ведь этого не хотела… С самого начала… Думаю, она бы с радостью поменялась со мной, с Ульмом… А лучше с кем угодно в Ильморе, лишь бы не приезжать сюда. Ей и не нужно было приезжать сюда. Эрик, – впервые она вдруг назвала его «Эриком», и имя скользнуло с её губ так легко и естественно, что она, кажется, и не заметила, – ведь она чувствовала, она как будто чувствовала, что не выживет здесь. И, Мир и Душа, её мама… Кто сообщит ей? Ведь Миссе, Миссе у неё была одна…

– Я напишу ей, – хмуро сказал Стром, хотя меньше всего на свете ему хотелось писать женщине, чью дочь он – пусть от лица всех препараторов – обещал хранить и защищать. – Не беспокойся об этом.

– Нет, нет, – Хальсон вдруг замотала головой, будто в лихорадке. – Нельзя узнавать такое от чужого… Нельзя. Я сама напишу. Я придумаю, как написать, только… Скажите, что с ней случилось?

– Говори мне «ты», – сказал он, подливая снисса им обоим. – Ведь теперь у нас есть общий покойник.

– Значит, так братаются с препаратором? – спросила она с непонятным выражением, но он покачал головой.

– Нет. Так становятся препаратором, Иде.

Некоторое время они молчали, слушая ветер за окном, а потом она снова заговорила.

– Скажи мне. Пожалуйста… Я должна знать. И её мама тоже.

– Про её маму я вовсе не так уверен, – неохотно пробормотал он. – Но, раз ты будешь писать ей, решать тебе. Миссе Луми была беременна.

Хальсон побледнела ещё сильнее – теперь была белой, как снег, как Стужа – только ярче созвездий всё разгорались чудесные чёрные глаза.

– Она не заявляла о своём состоянии ни на одном из регулярных осмотров… Само собой. Ни один кропарь не оставил бы это вот так. Вам должны были говорить об этом с самого начала…

– Нам говорили. И не раз. Миссе не могла не знать…

– Само собой. Она знала. Знала и решила рискнуть. – Он прикрыл глаза и увидел другую, так же рискнувшую. – Порою такое случается. Но, как я уже говорил… Это игра. Без победителей. Тело женщины почти никогда не справляется и с ребёнком, и с усвоением. Если бы Миссе не продолжала выходы в Стужу, переставала использовать эликсиры, возможно…

– Но если бы она попросила об этом, – медленно произнесла Хальсон, – они бы заставили её избавиться от ребёнка. Разве не так?

– Так. Сэл предлагала однажды показывать девушкам-рекрутам заспиртованных младенцев, появившихся на свет в результате такого риска. Мало кто решается… И всё же – то здесь, то там – по паре раз в год… Такое случается.

Кажется, это он уже говорил.

Как будто от повторения получится хоть немного придать оттенок обыденности ужасу, ужасу без конца, внутри которого он сам – все они – жили из года в год, притворяясь, что никакого ужаса не существует, и что он – такой же прирученный любимец, как и сама Стужа… Белая, ручная болонка владетелей с льдистыми, злыми глазами, в глубине которых таится мрак.

– Заспиртованные младенцы, – повторила Хальсон. Лицо её слегка позеленело, и он испугался, что её сейчас стошнит. – И что же… Вы поддержали эту идею?

– Нет, – тихо сказал он. – Я не поддержал эту идею.

– Никто не должен заставлять женщину принимать такое решение, никто! – твёрдо сказала она с горячностью, которой он от неё не ждал.

– Так же, как заставлять людей менять свои тела, потихоньку убивая себя каждый день ради общего блага, – сказал он. – Можно сколько угодно говорить о том, что иначе Стужа поглотила всех нас, или что не будь её, наш континент, как и другие, утонул бы в бесчисленных войнах за дравт и препараты… Менее чудовищным это не становится, так ведь? Кстати, Хальсон, ты никогда не задумывалась над тем, существовали бы снитиры и дравт, не стань Стужи? Но всё это неважно. В этом не виноваты ни ты, ни я, ни даже Химмельны. Всё это случилось давным-давно… Разве что души в Стуже ещё помнят правых и виноватых. Так устроен наш мир.

– Но тебе ведь не нравится, как он устроен? – она говорила тихо, но уверенно, и Эрик Стром понял: пока он раздумывал, заводить ли с ней этот разговор, она готовилась к нему. Возможно, уже давно.

– Прежде, чем мы двинемся дальше, – сказал он, – я хочу предложить тебе кое-что. Я думал об этом сегодня ещё до того, что случилось с Луми, а теперь… В общем, неважно. Вот моё предложение. Ты перестанешь быть моей охотницей. Я передам тебя кому-то другому – хорошему ястребу, или, если пожелаешь, предложу тебя в группу коллективных охот. Вряд ли тебе дадут там засидеться… Но будет время осмотреться и решить, с кем дальше ты хотела бы работать. Кроме того… Я помогу тебе перевезти сестёр сюда, в Химмельборг.

Она не вздрогнула – только раздулись тонкие ноздри, задрожали губы. Глаза остались спокойны.