Всё это не сулило Ульму ничего, кроме проблем, – и, возможно, именно поэтому мечтать об этом было так приятно.
Неудивительно, что после такой ночи и пары часов лихорадочного, тяжёлого сна, он чувствовал себя так, будто всю ночь его били мокрыми тряпками. Умывшись и пригладив волосы водой из умывальника – в дверь колотили так яростно, что с полки упала и сломалась пополам совсем новая свеча – он наконец повернул ключ в замке, ожидая увидеть на пороге Олке.
Но на пороге стояла Лудела – хмурая, с волосами непричёсанными и свободно спадающими на спину. В руках у неё был конверт из тёмной бумаги, и сердце Унельма дрогнуло – точно в таком же он получил из рук Веделы записку от наследницы. Омилии. Мил. Не удивительно ли, что человек, облечённый такой властью – и такой ответственностью – мог при этом быть таким веснушчатым, светлоглазым, тонким, сладкоголосым?
– Что это с тобой? – Лудела внимательно смотрела на него, сощурившись. – Тебя как будто по башке треснули.
– Почти так и было, моя прелесть. – Сложно было представить кого-то, кого он был бы менее настроен видеть сейчас у себя на пороге, но Ульму не хотелось её обижать. Но следовало дать ей понять, что эти участившиеся визиты нужно прекратить – особенно пока у неё нет для него новой информации.
– У меня тоже ночь не задалась. – У неё и вправду был усталый вид. – Может, сходим куда-нибудь, позавтракаем? Тут рядом есть место, где пекут отличные…
– Нет. Извини… Может, в другой раз. Я думал, Олке или кто-то ещё из отдела пришёл узнать, где меня дьяволы носят. Но раз уж это не так, я бы лучше доспал. Скажусь потом больным, или что-то вроде того.
– А. Но, может, хоть впустишь меня на пару минут? Мне поговорить надо.
– Конечно, проходи, – сказал он самым любезным тоном, мысленно проклиная себя за мягкотелость. У него никогда толком не получалось проявлять жёсткости в общении с девчонками, с которыми его – пусть недолго – связывали особые узы. Все они были такими хорошенькими – и Лудела оставалась по-своему прелестной в этой утренней хмурости… Несмотря на то, что, кажется, теперь один-единственный образ грозил надолго затмить для него все остальные.
– Что за письмо? – спросил он, подвешивая чайник на крюк в очаге. – Не подумай, что лезу не в своё дело, но, кажется, на конверте моё имя.
– Так и есть. На, – она протянула ему письмо. – Оно было приколото рядом с твоей дверью… Ну я и взяла, чтобы тебе отдать.
– Очень любезно с твоей стороны. – Почерк, которым был надписан конверт, ничуть не походил на завитушки Мил, и всё равно ему трудно было сдержаться и не разорвать конверт тут же, на месте. Не хотелось читать письмо при Луделе – но оно прямо-таки жгло ему пальцы.
– Если хочешь, прочитай. – Лудела подлила масло в поджаривающий его огонь. – Я подожду.
– Да нет, я потом прочитаю… Не сочти за грубость, умоляю… Но напомни: зачем ты пришла? Правда ужасно не выспался, и…
– Мел готов всё тебе рассказать, – буркнула она.
Так скоро?
– …он сказал, что в главном тебе, конечно, придётся ему поверить… Но он готов рассказать в деталях, как всё будет. Говорит, такая возможность нечасто представляется, и риск, конечно, есть… Но он может вытащить тебя через неделю. Если ты, конечно, всё ещё этого хочешь.
– Через неделю? – переспросил он растерянно. – Так скоро?
– Да, да, через неделю! – вдруг буркнула она с неожиданным раздражением. – Я что, непонятно говорю? Через неделю, и если хочешь успеть всё подготовить, тебе надо встретиться с Мелом не позже…
– Эй, Лу, – мягко сказал он – и письмо продолжало занимать его мысли, – ты, кажется, не слишком хочешь, чтобы я уезжал, да?
– Ну тебя к дьяволам, – буркнула она, отворачиваясь. – И прочитай уже, ради Мира и Души, это письмо. Я не желаю, чтобы ты говорил со мной, а видел кого другого.
Ему следовало догадаться раньше – но Унельм ничем не мог ей помочь. Лудела сделала свой выбор… А ему, кажется, предстояло сделать свой – именно так, спросонок, под аккомпанемент закипающего чайника – ещё и под хмурым Луделиным взглядом.
– Не понимаю, чего ты, – сказал он примирительно. – Сейчас будет чай. И, раз ты так хочешь, я прочитаю… А потом мы договорим.
Он разорвал конверт слишком торопливо, чтобы Лудела могла поверить в то, что читает письмо сейчас Унельм только ей в угоду… Внутри обнаружился тонкий листок – почерк твёрдый, чёткий, с острыми углами букв – и газетная вырезка. Унельм бросил взгляд на дату в углу – совсем свежая, утренний номер.
Но начал он с письма.