Зов ястреба

Должно быть, Корадела хочет для неё именно этого. Но если у матери всё получится, в конце именно она, а не муж, сядет на верхний трон и будет принимать главные решения.

Одного мать не понимала: неважно, на каком троне сидишь – несвободна ты одинаково.

Веранду тоже украсили для бала. Остролист, душно и пряно пахнущий, с синими твердыми лепестками в окружении хвои, повсюду. Огоньки валовых фонариков. По углам – фонтаны с огненным пуншем и чаши с водой, на которой пляшут красные яблоки и лодочки с конфетами.

Ближе к ночи гости стекутся сюда любоваться на огненные цветы салюта. Здесь же будут танцевать ночной танец – самый интимный момент Летнего бала. Приглашение на танец – почти что признание в любви.

Но пока – здесь тихо. И хорошо видно сверху гостей, идущих по главной аллее парка ко входу во дворец.

– Оставь меня. Встретимся у большой ниши в синем зале.

Ведела кивнула:

– Да, пресветлая.

Омилия подошла к одному из фонтанов с пуншем, наполнила бокал. Что бы ни говорил на эту тему этикет, на трезвую голову ей всего этого не вынести.

Она выпила всё до дна маленькими глотками и наполнила бокал снова. Пусть мать с ума сходит от злости.

Прихватив пару конфет из лодочки, Омилия устроилась на скамейке у самого края веранды так, чтобы не пропустить ни одной пары из приезжающих.

Вот и Стром – конечно, появился именно тогда, когда она уже сбежала. Сердце ёкнуло – не так сильно, как ей хотелось бы, и всё-таки ощутимо. Будь она героиней романа, Стром бы забрел сюда, на её веранду, и вытащил бокал из её мигом ослабевших от волнения пальцев. А потом…

Омилия с силой втянула в себя воздух, стараясь прогнать мысли – запретные. Она решила забыть о Строме – вовсе не из-за угроз матери – и хотела быть твёрдой в этом решении.

Рядом со Стромом шла девушка – конечно, новая охотница. Сверху было ничего не разглядеть, кроме того, что волосы у неё необычайно тёмные для кьертанки, и над прической она потрудилась на славу, хотя эта сложная конструкция, перевитая алыми лентами, вышла из моды много сезонов назад. Белое платье с чёрным узором по подолу – цвета препараторов. Двигалась она без особой грации – судя по всему, в платье ей было неловко.

Стром, как обычно в последнее время, в чёрном – только алый шейный платок, как огонёк, как сигнал. Волосы уложены, убраны назад и скрывают изуродованное ухо – она точно высмотрела и тут же разозлилась на себя за то, что высматривала.

Он и девушка не смотрели друг на друга и шли под руку, как требовал этикет, а не держась за руки, как возлюбленные. Но почему-то – даже отсюда, с высоты веранды – между ними как будто звенела невидимая туго натянутая нить. Связь охотницы и ястреба – прочная и нерасторжимая.

Миг – и они пропали, зашли под арку, увитую остроцветом и розами.

Омилия поборола желание немедленно вернуться в зал. Пусть он не увидит её там сразу – так даже лучше.

Она пила пунш, заедая конфетами с ореховой обсыпкой, и разглядывала лысины и высокие прически, парики и сложные конструкции из кос, по сравнению с которыми её собственная скромная корзинка – на ней настояла мать, чтобы вид был более невинный, более девичий – меркла. По телу понемногу начинало разливаться приятное тепло, а нёбо горело от острых специй, но это было даже приятно.

На самом деле, Омилия редко позволяла себе что-то подобное – всего два-три раза, и каждый из них – в собственных покоях, с Веделой на страже. Но теперь она уже почти совсем взрослая – вот-вот станет невестой, а потом и женой. При мысли об этом пунш начал ощутимо горчить, а конфета стала до тошноты приторной.

– Омерзительно, – сказала Омилия вслух, жалея, что не знает достаточно крепких и грязных слов, которые могли бы в полной мере выразить, что она чувствует. – Гадость. Дрянь.

– Это всё потому, что вы пьете его в одиночестве! Не беда, я уже здесь, чтобы составить вам компанию.

Она обернулась, и обёртки от конфет выпали у неё из рук, зашуршали по полу.

– Я не слышала, как вы подошли, – пробормотала она с досадой, в полумраке ещё не видя лицо вошедшего.

Он сделал шаг вперёд, под свет фонарей, и она разглядела его. Незнакомец – она хорошо знала в лицо всех, из года в год ведущих одни и те же разговоры под сводами её дворца.

Молодой – старше неё самой, и очень красивый. Та самая аристократическая красота, которой Корадела хотела для неё самой до зубовного скрежета, – идеальные и открытые черты лица, синие блестящие глаза, золотые волосы, даже взъерошенные изящно, широкие плечи, лукавая улыбка. Светлый шрам на лбу – маленький изъян, скорее очаровательный, чем испортивший это лицо.

Наверняка сын – очередной – благородного динна или купца.

И, конечно, ему совершенно необходимо было прийти именно сюда, где она пыталась спрятаться от всего, что он – и такие, как он – воплощают в себе.

– Это даже хорошо. Я люблю делать сюрпризы.

– Зато я сюрпризов не люблю, – сказала Омилия, заговорив гладким и холодным, как льдинка, материнским голосом с лёгкостью, неприятно поразившей её саму. – И хотела побыть одна… На случай, если вы не заметили.