Мне потребовалось всё самообладание, чтобы рвануть вбок только в самый последний момент. Я ускользнула у орма из-под носа, увернулась от ядовитого плевка – снег на том месте, где только что была я, зашипел, прожжённый канавкой жара. Соскользнув со снежного холма, я расправила полы плаща-крыла и спланировала вниз. Приземлись неудачно – кувыркнулась вперёд, сильно приложившись об льдину коленом, и закусила губу так, что потекла кровь.
Не кричать. Не кричать – иначе орм услышит.
Я откатилась в сторону и поползла, работая руками и ногами, не обращая внимания на ноющую боль в колене.
Я знала: орм стоит надо мной, раздувает ноздри; разозлённый – а значит, ещё более слепой, чем раньше. Его крыльям нужно было время, чтобы подготовиться к новому прыжку – а значит, у меня было несколько секунд.
Я доползла до вершины следующей гряды – и опять подо мной оказалась глубокая яма; глубже, чем прежде – и снова приготовила рогатку.
«Есть. Теперь держи».
Где-то здесь, совсем рядом со мной, возможно, прямо во мне, Эрик Стром вступил в схватку с душой орма.
Я перекатилась на спину. Вовремя – орм снова прыгнул. На этот раз я была недостаточно быстрой – лапы ввинтились в снег прямо рядом со мной. Снежная пыль брызнула мне в лицо, а сразу вслед за ней – чудовищная боль обожгла его. На этот раз я закричала – закричала так громко и отчаянно, что орм содрогнулся, замер – всего на миг, побеждённый быстрым замешательством, но этого оказалась достаточно.
Я снова перекатилась на живот, поднялась и, отбросив ставшую бесполезной рогатку, выхватила из чехла копьё и, не прицеливаясь, кольнула орма наугад, куда-то в незащищённое щитками подбрюшье. Он отпрянул, взревел – а я снова спрыгнула вниз, раскинув полы плаща. На этот раз приземление оказалось ещё менее удачным, чем в прошлый. Удар пришёлся на то же колено, и на этот раз от боли в глазах потемнело.
«Отбой. Хальсон, отбой».
Я не понимала, о чём он – и у меня не было времени понимать. Я снова ползла, выворачивая руки и ноги не хуже орма, загребая копьём снег. Рогатка была безвозвратно потеряна – но оставалась ещё праща.
«Я сказал: «отбой». Я закончу сам».
У меня была секунда – меньше секунды – на принятие решения. Я не знала, что именно происходит сейчас на слое Души. Почему Стром приказывал мне отступить.
Я помнила одно: отступление значит, что дело плохо. Стром велит мне бежать, чтобы потом, если он погибнет, а связь между нами разорвётся, у меня было больше шансов вернуться в центр.
Всё это было неважно.
«Дело плохо» – вот о чём я думала, пружинисто поднимаясь и делая новый выпад копьём. Орм ревел и снова бросался в атаку – но каждый новый укол заставлял его отступить.
Я не бежала, как велел мой ястреб, несмотря на то, что его голос продолжал грозно звенеть в моей голове. Я сражалась – сражалась, чтобы выиграть для него время, хотя Эрик Стром мог видеть что-то, чего я не видела, хотя я нарушала приказ.
Ядовитая слюна летела во все стороны – только чудом мне удавалось избегать нового ожога. Хвост орма тяжело, как дубина, опускался то справа, то слева от меня. Мне некуда было бежать – скорости не хватило бы добраться до нового обрыва и прыгнуть вниз. Я подпустила снитира слишком быстро – и в его оказавшихся совсем близко золотых глазах увидела вдруг злорадство и ликование… Эмоции слишком человеческие, слишком чуждые зверю.
А потом всё закончилось. Жизнь ушла из глаз монстра так быстро, будто кто-то сделал прокол в оболочке, державшей её на месте. Орм замер, как был, – с одной приподнятой лапой, с подвёрнутым коленом и пастью, приоткрытой для нового ядовитого плевка.
Глаза подёрнулись прозрачной пленкой, крылья опали.
Его душа была убита. Стром победил.
И тогда – и только тогда – я упала на колени в снег и тихо заплакала от запоздавшего страха и огромного облегчения.
Эрик Стром не сказал мне ни слова на протяжении всей разделки добычи, на которой – по его настоянию – я была обязана присутствовать ещё несколько недель в рамках обучения.
Я старалась не смотреть на него – вместо этого тупо разглядывая жилы и кости, трепещущие яблоки глаз, вываленный ядовитый язык…
Всё это было теперь таким нестрашным, бессильным; не верилось, что всего пару часов назад из-за этого орма я и Стром могли встретить свою смерть.
Орм, между тем, оказался особенно ценным – среди нескольких десятков небольших рогов, короной окружающих его морду, попалось два нежно-зелёного цвета. Механикер, руководивший разделкой, показал мне один из них, держа на ладони в защитной перчатке, пока Стром разглядывал что-то по другую сторону туши.
– Вот, видишь? Этот – особенный. За такой многие что тут, что за границей, отваливают столько, что можно обеспечить себя до конца дней…
– Почему? Что в нём такого особенного? – Стром стоял достаточно далеко, и я почувствовала себя свободнее.
– Мужская сила. – Механикер подмигнул мне. – Ты-то ещё слишком молоденькая, чтобы думать о таких вещах, но…
– Давайте живее, – резко сказал Стром, проявляясь из-за орма. – Нам с Хальсон предстоит разговор.
Холодом меня пробрало похлеще, чем ещё недавно – в Стуже.