– Лери. – Голова у Миссе шла кругом. – Ты что же…Завидуешь препараторам? – Это даже звучало настолько абсурдно, что она, не удержавшись, глупо улыбнулась. – Ведь ты же знаешь, ты знаешь, как нам всем это достаётся. И ты знаешь, что такие препараторы, как я… Которым всё это не даётся, и на балах, и при дворе вряд ли окажутся. Деньги… Ты ведь знаешь, что то, что нам платят, и в сравнение не идёт с тем, что…
– Есть у моей семьи, так?
– Ну, – пробормотала она, чувствуя ловушку, – да, но…
– То есть ты считаешь, что у меня, по сравнению с тобой, никаких проблем в жизни быть не может – ведь я не препаратор, да и денег у меня, всю Стужу усыпать можно, значит, ты можешь приходить на наши встречи, когда вздумается, а я, видимо, должен тебя за это благодарить? И вместо извинений выслушивать, как там дела у драгоценного Рорри?
– Лери, – теперь она плакала, не таясь. – Что ты делаешь? Почему ты так со мной поступаешь?
Всё было так хорошо, как в сказке, а теперь он ранил её беспощадно, точно, и говорил так, как будто не раз всё это обдумывал.
– Я поступаю? – Наконец, он повернулся к ней, но на лбу всё ещё застыла упрямая складка. – А как ты со мной поступаешь? Я жду тебя здесь, с ума схожу, ты опоздала почти на четыре часа! Я не знал, что с тобой случилось, не знал даже, жива ли ты!
– Ты мог спросить в Гнезде, мог…
– Чтобы все знали про нас, не так ли? Правильно мне говорили, любой препаратор только и ждёт, чтобы вцепиться в кого-то богатенького, чтобы потом…
– Лери! Перестань! – впервые в жизни, исключая, быть может, раннее детство, она закричала так страшно, и он замолчал.
Некоторое время они оба молчали, дыша тяжело, как звери в тесной клетке, как будто привязанные к жаркому пятачку у камина, ни в силах отстраниться друг от друга – и испытывая боль от этой близости.
– Не говори того, о чём пожалеешь, – сказала она, на этот раз очень тихо. – Я не знаю, кто и чего наговорил тебе про препараторов, про нас или про меня. Но ты знаешь, что я не такая. Я даже не знала, кто ты, когда мы познакомились. Всё случилось само собой, и… Это ты заметил меня первым. Помнишь, тогда у окна? Лери… – Слёзы высохли, и она поднялась с подушки, хотя к ногам как будто привязали самые массивные тренировочные утяжелители. – Если ты считаешь, что я с тобой, потому что надеюсь на деньги твоей семьи… Если ты думаешь, что считаю себя лучше других, потому что мне… Не посчастливилось стать препаратором… Я… Я лучше уйду прямо сейчас. Домой. В Гнездо…
Лери побледнел, вскочил с кресла так резко, что ножки скрипнули об пол, а потом… Упал перед ней на колени, обхватил её колени.
– Лери, что…
– Прости, прости, – жарко шептал он в складки платья, в которое она переоделась, накинув сверху длинный форменный камзол, белый с чёрным шитьём. – Милая… Я был сам не свой, я слишком переживал за тебя, ведь ты знаешь, как ты мне дорога…
Она пыталась поднять его с пола, растерянная, с невысохшими дорожками слёз на щеках, и в конце концов опустилась на пол, упала в его объятья.
– Жена моя, маленькая жена, – шептал он, целуя её щёки и нос, – я был так несправедлив, так жесток… Прости меня. Ты простишь меня? Мы что-нибудь придумаем, непременно придумаем. Этот Рорри, Стужа, опасность… Всё это не для тебя, ты слишком хороша для этого, так ведь? Я поговорю… Я поговорю с отцом, я что-нибудь придумаю…
Но с тех пор он больше не заговаривал ни о той ссоре, ни об отце.
Их встречи продолжались, как и раньше. Каждый свободный вечер она проводила на улице Первовладетелей, а ночевала там гораздо чаще, чем в Гнезде.
Лери был с ней ласков, как и раньше – так же играл её волосами, зацеловывал с головы до ног, дарил красивые безделушки. Именно тогда он подарил ей серебряный браслет с синими камушками, который она потом никогда не снимала. Ей нравилось представлять, что этот браслет надел ей на руку храмовый служитель во имя Мира и Души – что была у них с Лери настоящая свадьба, и что их игра в мужа и жену не была на самом деле игрой.
Ей очень хотелось, чтобы Лери тоже носил браслет – как обычно делали мужья и жены. Жалованье препаратора позволяло купить ему такой подарок – пришлось бы, правда, на пару месяцев ужаться или меньше отправлять домой. Миссе даже присмотрела подходящий в одной лавке в Храмовом квартале – но всё никак не решалась купить. И не из-за цены – просто во всём, что было между ними после того памятного разговора, чувствовалось что-то не то, как будто прозвучала какая-то спотыкающаяся, лишняя строчка в песне.
Лери всё чаще смотрел куда-то мимо неё, как будто уже видя что-то, что ей только предстояло разглядеть. Теперь уже он время от времени опаздывал на встречи, а несколько раз даже отменял их в последний момент. То ему было необходимо встретиться с другом, попавшим в беду, то надо было помочь отцу или матери.
Он стал меньше рассказывать ей о своих делах, а Миссе после того его укора боялась слишком навязываться. Тогда Лери чётко дал ей понять, что не желает слышать ни о Рорри, ни о Стуже, ни о Гнезде, а только из Рорри, Стужи и Гнезда и состояла теперь вся её жизнь.