Зорге. Бой без выстрелов

А несколькими днями раньше в основном из дальневосточных и сибирских частей была образована 5–я армия генерал–майора Говорова и пополнена 16–я армия генерал–лейтенанта Рокоссовского, принявшие на себя жестокий удар фашистской группы армий «Центр» на Можайском и Волоколамском направлениях — главных рубежах обороны Москвы.

К концу ноября в распоряжении Западного франта уже было несколько свежих стрелковых и кавалерийских дивизий, танковых бригад и артиллерийских полков. И одновременно Верховное Главнокомандование втайне от врага выводило на рубежи свежие армии резерва.

6 декабря на всем тысячекилометровом рубеже московского стратегического направления советские армии рванулись в контрнаступление. В этом контрнаступлении приняли участие 3 фронта, 16 общевойсковых армий, 2 фронтовые оперативные группы. И на каждом направлении шли вперед свежие дальневосточные части.

А в это же самое время по Транссибирской магистрали на бешеных, скоростях по «зеленой улице» мчались к столице все новые и новые эшелоны с солдатами, с танками, артиллерией, самолетами.

Поражение гитлеровских армий в зимнем сражении под Москвой оказало огромное влияние на весь дальнейший ход Великой Отечественной войны. Уже тогда было положено начало решающему повороту в пользу Советского Союза.

Генеральное наступление гитлеровских полчищ на столицу разбилось о величайший героизм и мужество Красной Армии, о неколебимость социалистического строя.

Последняя радиограмма Зорге так и не была передана в Центр. И даже искаженным газетным эхом не дошел до Рихарда гром московской битвы.

Ночью 18 октября его дом окружили агенты «кэмпейтай». Когда они вошли, он листал перед сном книгу стихов японского поэта Ранрана…

В тот же час на своих квартирах были арестованы Бранко Вукелич и Макс Клаузен.

Рихард Зорге был брошен в токийскую тюрьму Сугамо.

— Кто вы, герр доктор Зорге?

Неделю не давая сомкнуть ему глаз, допрашивали его председатель следственной коллегии Токио Мацудзо Накамура и другие высшие чины японской жандармерии.

25 октября Рихард Зорге сказал наконец Накамуре четыре слова:

— Я — гражданин Советского Союза.

Эпилог

Утром седьмого ноября 1944 года в камеру смертников токийской тюрьмы Сугамо вошли комендант Исидзимо, охранники и буддийский священник.

Им навстречу неторопливо поднялся с циновки высокий мужчина в темных роговых очках. Долгие годы, проведенные в каменном застенке, наложили печать землистой бледности на его волевое красивое лицо. Но светлые глаза смотрели из–за стекол очков спокойно и даже чуть насмешливо. Хотя он понимал, что должен означать этот необычный ранний визит.

Комендант тюрьмы, соблюдая ритуал, спросил:

— Ваше имя, заключенный?

— Рихард Зорге, — ответил мужчина.

— Ваш возраст?

— Сорок девять лет.

— Вы женаты?

— Да…

И он долгим взглядом посмотрел под потолок своей камеры, туда, где узкой щелью светилось окно. О чем он думал? К счастью, он не мог знать, что уже нет в живых его дорогой Кати. Еще летом прошлого, сорок третьего года она заболела и умерла в маленькой сибирской деревне под Красноярском. Может быть, в эти минуты он думал о своей жене. А может — в последний раз выверял, правильно ли прожил свою жизнь. Здесь, в тюрьме, уже после вынесения ему смертного приговора, Рихард написал: «…Взрыв русской революции указал мне путь, по которому должно идти международное рабочее движение. Я решил поддерживать это движение не только теоретически и идейно, я решил сам стать его частицей. Все, что я предпринимал в жизни, тот путь, которым я шел, было обусловлено тем решением, которое я принял 25 лет назад. И сейчас, встречая третий год второй мировой войны, в особенности имея ввиду германо–советскую войну, я еще более укрепился в своей уверенности в том, что мое решение, принятое 25 лет назад, было правильным. Об этом я заявляю со всей решительностью, продумав все, что случилось со мной за эти 25 лет и в особенности за последний год…». Может быть, он снова повторял в уме эти строки, пока комендант еще раз зачитывал, как того требовали правила, приговор и объявлял узнику, что он будет сегодня, сейчас приведен в исполнение.

Когда он кончил, Рихард молча, с поднятой головой вышел из камеры. Он держался прямо, шел твердо. Семенившие по бокам и сзади охранники с тревогой и изумлением смотрели на него: этот человек совсем не был похож на обреченного, которого ведут на казнь.

Зорге неторопливо пересек двор тюрьмы, вошел в маленькое, совершенно пустое помещение. К нему приблизился буддийский священник.

— Хотите помолиться, сын мой?

Рихард отрицательно качнул головой и в последний раз огляделся. Это помещение было намного светлее его камеры. Казалось, оно было озарено голубым сиянием осеннего утра, тихого, прозрачного. Рихард не знал, что полчаса назад в этой камере так же мужественно и с таким же достоинством встретил смерть его товарищ по борьбе Ходзуми Одзаки…

Комендант тюрьмы показал Зорге на пол камеры. В центре пола был обозначен круг — крышка люка. Рихард понял, спокойно ступил в этот круг. И перед тем, как палач набросил на его шею металлическую петлю, проговорил: