Рихард с трудом приоткрыл отяжелевшие веки. Маленькая чистая комната. Окно во всю стену. Белые шторы. Белая спинка кровати. И вдруг — ярко–красное пятно. Оно расплывалось, прыгало, превращалось в обжигающий огненный шар. Рихард захотел поймать его. Протянул руку. Резкая боль стиснула все тело, вернула к сознанию. Теперь он ясно различал над собой чье–то закутанное в марлю лицо. Открыты были одни глаза. Почти без бровей. Внимательные и настороженные. Над глазами красное пятнышко — аккуратный крестик на ослепительно белой косынке. «Сестра милосердия… Госпиталь… Катастрофа», — пронеслось в голове Рихарда. Он окончательно пришел в себя и стал вспоминать, что произошло.
В последние дни пришлось здорово потрудиться. Москва требовала новых данных о возможном развитии событий на Дальнем Востоке. По разным каналам к Рихарду поступало множество самых разнообразных и порой противоречивых сведений. Одзаки регулярно информировал о настроениях членов японского кабинета, Вукелич — о тактике европейских государств в отношении гитлеровской агрессии, Мияги — о планах японской военщины. Сам Рихард внимательно следил за всем, что происходило в посольстве и в токийской нацистской организации. Созданный им разведывательный аппарат работал четко и достаточно эффективно. И все же главная забота лежала на его плечах. Это был огромный труд ученого–аналитика, который по отдельным штрихам должен создать цельную картину. А картина получалась весьма зловещей. Захватив Австрию и Чехословакию, Гитлер уже не скрывал своего желания как можно скорее начать большую европейскую войну. Было также ясно, что немцы хотят обеспечить себе тылы. Для этого им нужно было отвлечь внимание и силы Советского Союза на Дальний Восток, создав для него угрозу со стороны Японии. Фашистская дипломатия развила бурную деятельность. Зорге видел, как посол Отт все чаще и чаще отправлялся в министерство иностранных дел, где часами убеждал японцев выступить против СССР. Последствия его визитов уже успели сказаться. Японская печать, словно по команде, начала яростную антисоветскую кампанию. На советско–маньчжурской границе участились случаи провокаций. Временами казалось, что мир висел на волоске. Однако окончательные планы японского правительства сохранялись в глубочайшей тайне. Проникнуть в эту тайну стало главной задачей Рихарда. Он провел не одну бессонную ночь, думая, анализируя, сопоставляя. Нет, Япония пока что не готова к большой войне с Советским Союзом — был его окончательный вывод.
Но Рихард предупредил Центр о том, что в ближайшее время со стороны Японии могут последовать попытки еще более обострить международную обстановку на Дальнем Востоке, произвести разведку боем.
Доклад был готов в четверг. А в пятницу Клаузен сообщил, что ему удалось наконец найти для Рихарда «отличную игрушку», этой игрушкой был новенький «цундап», который, по словам Клаузена, только и ждал, чтобы его оседлал достойный наездник.
Рихард давно просил Клаузена присмотреть для него хороший мотоцикл. Клаузен был непревзойденный мастер в таких делах, и его выбор оказался очень удачным. Рихард уже предвкушал тот момент, когда он после стольких дней адского труда сможет немного освежиться и рассеяться.
Стоял солнечный весенний день, когда он выкатил сверкавший никелем «цундап» на улицу и завел мотор. Машина была сильная, тяжелая. Рихард с наслаждением дал газ, рванулся навстречу ветру. «Цундап» быстро набрал скорость и птицей понес своего седока навстречу непредвиденной опасности. На одном из крутых поворотов перед Рихардом внезапно вырос велосипед. Какой–то старик вез несколько ящиков мелкой рыбешки. Услышав звуки приближающегося мотоцикла, он растерялся. Все решали доли секунды. Рихард сделал рывок в сторону, машину развернуло и со всего размаху бросило на глухой забор…
Когда Рихарда привезли в госпиталь святого Луки, он был почти без сознания. Кровь заливала лицо. Большая рана на голове, глубокие ссадины по всему телу.
— Немедленно на стол, — услышал он чей–то категорический приказ и внутренне ужаснулся. Ведь самая страшная катастрофа ждала его впереди. Готовя к операции, его обязательно разденут. А там, в кармане пиджака, агентурный материал. По правилам конспирации он не мог оставить его на квартире. Если этот материал попадет в руки японцев — провалится вся организация. Собрав последние силы, превозмогая боль, Рихард приподнялся на носилках.
— Я вез очень срочные новости для агентства, — стараясь казаться спокойным, сказал он врачу. — Прошу вас немедленно сообщить одному моему знакомому, в каком месте я нахожусь. Вот его телефон.
Врач сделал протестующее движение.
— В вашем положении лучше всего ни о чем не думать, господин Зорге.
— Вы забываете, что я журналист, — настаивал Рихард, — и сообщать людям новости — мой долг, в каком бы положении я сам ни находился.
Но врач был непреклонен. Тогда, улучив удобный момент, Рихард достал несколько иен и незаметно сунул их в карман халата хлопотавшей возле него сестры.