День другой, азомби те же. Заметили, как я заменил слово «дерьмо» на «зомби»? Все потому, что так это и воняло, словно одна огромная куча собачьего дерьма, кишащего личинками. Будь сейчас лето, в небе вились бы тучи мух. Было бы практически невозможно дышать, не проглотив пару этих гнусных тварюшек. Из-за смрада тошнило при каждом вдохе. Об аппетите можно было забыть. Прошлой ночью я сильно недооценил наши запасы провизии, похоже, их могло хватить навечно. Никто не мог заставить себя поесть. Где-то посреди ночи зомби одолели весь путь до врат Вавилона. Теперь нас разделяли всего десятки футов.
Находиться лицом к лицу с этими несчастными и видеть, как болезнь изуродовала их, было само по себе мучительно. Цвет их кожи варьировал от бумажно-белого до сливово-синего, и всех цветов радуги для разнообразия. Там были и пепельно-серый, и охряной. Их объединяло то, что ни один из оттенков не выглядел здоровым. Почти со всех, словно лохмотья, свисали обрывки кожи. Колени и руки были окровавлены. Спекшаяся кровь покрывала всех собравшихся мертвецов, как будто все они явились с испанской Томатины[71].
Несмотря на все сломанные кости, ободранную кожу и омраченные болезнью лица, страданием тут и не пахло. В них не было ни жалости к себе, ни горечи, ни ненависти, ни презрения. Лишь стремление к цели и голод, неутолимый голод.
Стрелковым отрядам, поднявшимся на башни утром, пришлось вести огонь с безумно близкой дистаниции. Когда пули начали разрывать гниющие тела, висящая в воздухе вонь загустела до того, что почти потекла по улицам.
Я знаю, что уже не раз описывал вонь, исходившую от зомби, но если вам не довелось этого пережить, вы не сможете по-настоящему представить всю ее разрушительную силу. Просто вспомните, как вы смотрели фильм о каких-то бедолагах, застрявших, скажем, в снегах Антарктики. Значит, вы тупите в экран, а эти несчастные придурки клацают зубами, из их носов текут сопли и тут же замерзают на морозе, они не чувствуют пальцев на руках или на ногах. В смысле, они глубоко несчастны, а вы, зритель, сидите и пытаетесь представить себе то, что они чувствуют, и говорите что-то вроде: «Ну ничего себе, судя по виду, там чертовски холодно», жуя при этом свой попкорн с маслом. Однако весь масштаб их несчастья вы постичь не в состоянии, до тех пор, пока однажды не купите пару билетов на футбольный матч, проходящий в Грин-Бэй в декабре. Вы проведете на открытом стадионе максимум три часа, нацепив на себя пять слоев самой теплой одежды, изобретенной человечеством, и все же задница у вас отвалится к чертям. Вам понадобится термоядерная реакция, чтобы заставить кровь вновь циркулировать по вашим рукам и ногам, и это всего лишь слабый намек на то, что ощущают затерянные в Антарктиде бедняги. А теперь вернемся к моей проблеме.
Если вы, читатель, действительно, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотите знать, что происходило в Литл Тертл, то скормите своей или соседской собаке чили, обильно политый острым соусом. Наверное, стоит добавить пару кусков шоколадного пирога. А теперь постойте, ПОСТОЙТЕ. Примерно через полчаса кишки вашей собаки уже готовы будут взорваться, так что позаботьтесь о том, чтобы вывести ее на улицу. Затем, пока исходящая парком куча дерьма все еще тепла и благоуханна, положите ее в магазинный пластиковый пакет – И НЕ ЗАВЯЗЫВАЙТЕ ЕГО! А теперь нацепите ручки пакета себе на уши и глубоко вдохните. Вы должны постоянно ходить с этим пакетом на лице. Ну как, начало доходить? Каждый раз, когда собачьи какашки начнут твердеть и терять часть своего аромата, отправляйтесь на новой освежающей порцией. И вот, пока вы вдыхаете эту чудную смесь, попробуйте угоститься энчиладой или, может быть, кусочком лазаньи. Да черт с ним, просто попробуйте заснуть с этой штукой на лице. Что, уже не так весело? Вот поэтому, дорогой читатель, я и зациклился на описании этой вони. Она всепроникающа. От нее нет никакого спасения, никаких гигантских бутылок с освежителями воздуха. Не было даже преобладающего направления ветра, который мог бы принести бы нам облегчение. Мы были со всех сторон окружены неистребимыми миазмами разложения.
К полудню дня смерти, помноженной на смерть, я заметил нечто странное. Зомби как будто становились выше. Спрыгнув со своей башни, я кинулся к клубу. Пару раз глубоко вдохнув – о чем тут же и пожалел – я рассказал о том, что меня встревожило, Джеду.
– Джед, ты должен приказать прекратить стрельбу, – с трудом выдохнул я.
– Если речь идет о боеприпасах, Тальбот, то я понимаю твою озабоченность. Но у нас их по меньшей мере на неделю, – ответил Джед.
Я все еще отдувался после пробежки, но не хотел вдыхать воздух слишком глубоко – и лишь отчасти потому, что в последние несколько месяцев забросил кардиотренировки. Поэтому я и выпалил то, что выпалил, без всяких объяснений. И получил вполне предсказуемый ответ.
– Зомби становятся выше… – прокаркал я на следующем выдохе. – … Джед.
– Алкоголь теперь раздобыть труднее, чем свежий бифштекс, так что я знаю, ты не пил. Значит, травка? – спросил Джед, поднимая бровь.