Знать и помнить [Диалог историка с читателем]

Моя жизнь была в общем-то благополучна. Я жил среди народа, который знал правду. Но и «сталинистов» продолжал встречать. Женился — и со стороны жены у меня появилась родственница. Убеждения у нее были четкие: Сталин выиграл войну, любил народ, снижал цены, жили при нем хорошо. А между тем отец этой родственницы, генерал, был репрессирован при Сталине… Учась в школе, она носила отцу передачи. Но что интересно — не могла вспомнить поселка, в котором стояла тюрьма.

— Где-то на Востоке… Не помню…

И меня поражала ее забывчивость, инфантилизм, непростительный в зрелые годы.

— Есенина мы не читали, он был запрещен. Мы и не читали…

— Но как можно жить без Есенина? — удивлялся я.

— А Сталина мы уважали и боялись. Даже папенька его уважал.

— Сталин же людей уничтожал!

— А людей надо уничтожать — отрезала моя родственница. Это она уже обдумала.

Так стоит ли спорить с этими людьми? Да и всерьез их нельзя воспринимать. Потому что программа и «сталинистов», и «неосталинистов» одна: людей надо уничтожать!

Их никогда не интересовала жизнь нашего многострадального народа, его история, культура, будущее. «Сталинисты» существуют по каким-то своим, нечеловеческим законам. Даже в демократическом обществе я бы не давал им слова. Они уже все сказали.

29 мая 1987 г.

К. М. Соломкин, капитан запаса, г. Волгоград. Почему мы отступали

Ваше убеждение — «летнее отступление 1942 года не было неизбежным» — нас не убеждает. Будучи участником того самого отступления из-под Харькова к Сталинграду, сообщу Вам уже не по секрету — у нас на роту была одна винтовка и несколько гранат. Аналогично было и в других частях стрелковых дивизий. Имеющиеся танки оказались без горючего и боеприпасов. Артиллерия — то же самое. В то время наши военные заводы перебазировались на Урал и в Сибирь и не могли в полной мере обеспечить армию всеми видами вооружения. Промышленность стала обеспечивать армию вооружением только к концу 1942 года, то есть к началу контрнаступления под Сталинградом.

29 мая 1987 г.

С. Попов, г. Ереван. О позиции Ворошилова и Буденного

Все репрессированные военачальники работали под непосредственным руководством маршала К. Е. Ворошилова. Почему же тогда ни Ворошилов, ни Буденный, будучи в очень близких отношениях с И. В. Сталиным и пользуясь его благосклонностью, не вышли с ходатайством и не доказали ему, что репрессированных оклеветали и что они не враги? Ведь Г. К. Жуков заступился за К. К. Рокоссовского, главный конструктор А. С. Яковлев заступился за своего друга-корреспондента. И многие, убежденные в несправедливом, чудовищном обвинении близких им людей, заступались за них и порой не давали совершиться несправедливости.

Наконец, Генеральный прокурор СССР Вышинский лично вел все процессы над высшими военачальниками и выносил приговоры (часто смертные). Он умер и был похоронен с почестями уже тогда, когда наш монолитный народ был разделен на «сталинистов» и «антисталинистов». Почему тогда о Вышинском не было сказано ни одного слова?

29 мая 1987 г.

А. Немировский, поэт, 25 лет, г. Москва. Письма деда

…Этой чашкой я не пользуюсь никогда. Сценки из светской жизни написаны на ней мастером. Вот юноша целует девушке руку, почтительно склонившись, держа в своей руке снятую шляпу. А вот девушка собирает букет цветов, не нагибаясь, а приседая за каждым цветком кокетливо и изящно, так, что слышен шелест ее платья.

На дне чашки с обратной стороны под двуглавым орлом — печать. В овале всадник на коне, с отставленной в сторону рукой. По овалу надпись: «Фабрика Гарднеръ». Но не это удерживает меня от жадного глотания кофейной пенки через край. Не это, а трещина, прошедшая через всю стенку и умершая на дне. Желтый след на чисто-белом фоне обнаженной внутренности. Рок, не обошедший в то время никого и ничего.

Смерть шла вслед этой посылке. Эхо сорок пятого года звенело вдогон адресу «Кенигсберг — Москва». Только такой необыкновенный человек, как мой двоюродный дед, мог послать из только что взятого, еще дымного города такую посылку. Непонятно, как она вообще дошла. Кофейный сервиз знаменитой русской фабрики возвращался на Родину. Чудо, что дошла хотя бы одна чашка. Чудо!