Знать и помнить [Диалог историка с читателем]

На моей памяти — как учили мы в школе наизусть стихи Константина Симонова, восхвалявшие Сталина. Но в то же время не вызывают у меня никакого сомнения в искренности мысли К. Симонова относительно тоста, который произнес Сталин в мае 1945 года («За здоровье русского народа»): «Сталин своим тостом отнюдь не призывал других людей, в том числе историков, к правдивым и критическим оценкам хода войны. Наоборот, сам, как высший судия, оценив этот этап истории, в том числе и свои отношения с русским народом, так, как он их понимал, он как бы ставил точку на самой возможности существования каких бы то ни было критических оценок в дальнейшем. Слова этого тоста как будто призывали людей говорить о прошлом суровую правду, а на деле за этими словами стояло твердое намерение раз и навсегда подвести черту под прошлым, не допуская его дальнейшего анализа. И нетрудно себе представить, какая судьба ждала бы при жизни Сталина человека, который, вооружившись цитатами из этого знаменитого тоста, попробовал бы на конкретном историческом материале развивать слова Сталина о том, что у правительства было немало ошибок, или как свидетель и участник войны проиллюстрировал бы эти слова личными воспоминаниями» (Симонов К. Уроки истории и долг писателя. — Наука и жизнь, 1987, № 6).

Лично я не знаю ни одного историка, на каких бы позициях он ни стоял в оценке культа личности Сталина, который хоть в какой-то мере согласился бы с утверждением И. Стаднюка, будто «глубинный смысл необоснованных репрессий тридцать седьмого и последующих годов заключался во вздорных обвинениях, состряпанных затаившимися врагами Октябрьской революции, которые мечтали о возврате старых порядков и обретении утерянных богатств». Глубинный смысл репрессий в другом, он раскрыт в докладе М. С. Горбачева «Октябрь и перестройка: революция продолжается». В борьбе за единоличную власть Сталин механически перенес методы, диктуемые периодом борьбы с враждебным сопротивлением эксплуататорских классов, на период мирного социалистического строительства, когда условия изменились кардинальным образом.

Целиком и полностью разделяю с И. Стаднюком заключительную мысль из его «Открытого письма»: «Но, к великому счастью истории, неодолимы те силы, которые защищают истину».

Моя позиция предельно проста — сохранить за академиком Самсоновым право выражать сегодня собственное мнение, даже если оно не совпадает с мнением Стаднюка или Черчилля, Гарри Гопкинса или Гарримана.

4 ноября 1987 г.

Думаю, что читателю небезынтересны будут и несколько небольших материалов, начало которым положило письмо известного советского писателя Виктора Астафьева. Эти материалы объединены общей идеей с этой книгой и дают новую пищу для размышлений о роли ученых и писателей в освещении нашей истории.

«Истово» и «неистово»

Уважаемая редакция!

Прочитавши в № 13 «Московских новостей» полемику «историков» Василия Морозова и Александра Самсонова, хотел бы сказать, что советские историки в большинстве своем, а редакторы и сочинители «Истории Отечественной войны» в частности, давно потеряли право прикасаться к святому слову «правда», ибо от прикосновения нечистых рук, грязных помыслов и крючкотворного пера оно — и без того изрядно у нас выпачканное и искривленное — пачкается и искажается еще больше.

Вся 12-томная «история» создана, с позволения сказать, «учеными» для того, чтобы исказить историю войны, спрятать «концы в воду», держать и далее наш народ в неведении относительно наших потерь и хода всей войны, особенно начального ее периода. И премию составители «истории» получили «за ловкость рук», за приспособленчество, за лжесвидетельство, словом, за то, что особенно высоко ценилось да и сейчас еще ценится теми, кто кормился и кормится ложью.

Творцы «истории» сделали большое упущение — не догадались исправить карты военных лет и достаточно взглянуть на них, как сразу же видно сделается разительное расхождение между картами и текстом, «объясняющим», что за картой следует.

Из 12 томов «истории», из хитромудро состряпанных книг наш народ так и не узнает, что стоит за словами «более двадцати миллионов», как и не узнает и того, что произошло под Харьковом, где гитлеровцы обещали нам устроить «второй Сталинград»; что кроется за словами «крымский позор», и как весной 1944-го два фронта «доблестно» били и не добили 1-ю танковую армию противника — это не для наших «историков», это для тех, кто за морем пишет о войне все, что знает и что бог на душу положит. Таким образом, существуют две «правды» о прошлой войне: одна «ихняя» и одна «наша». Но все эти «правды» очень далеки от истины, и полемики, подобные той, какую затеяли ловкачи Морозов и Самсонов, споры по частностям, мелочам и ложно многозначительным, амбициозным претензиям друг другу — еще одна плохо замаскированная попытка крючкотворов увести в сторону, в словесный бурьян от горьких истин и вопросов нашего и без того замороченного читателя, наш не единожды обманутый, недоумевающий народ.