Художник Серов написал картину «В. И. Ленин провозглашает Советскую власть». Кроме Ленина он нарисовал Сталина, Дзержинского и в конце — Свердлова. Миллионы людей не знали, был ли Сталин на II съезде Советов, но Сталин знал, что не был и в тот исторический момент не мог стоять рядом с Лениным. Вместо того чтобы вызвать художника и проучить лжеца как следует, он так не поступил. Когда спустя много лет художника вызвали в соответствующие органы и спросили, зачем он отошел от исторической правды, тот лепетал что-то несуразное. Картину переделал. В новом варианте изъял Сталина, Дзержинского и даже Свердлова, который был на съезде.
Другой художник — Финогенов — нарисовал картину «Сталин на фронте под Москвой в 1942 г.», хотя хорошо знал, что Сталин на передовой не был. В траншее сидят солдаты и офицеры, защитники Родины, а Он один стоит в открытом поле с биноклем. Я стоял у картины и думал, чем руководствовался художник, создавая заведомую ложь?
В 1932 году в Московский авиационный институт, где я учился, пришел лектор и сказал: «В последние годы Ленин думал над одним вопросом: кто может возглавить партию? И после долгих, повторяю, долгих раздумий остановил свой выбор на товарище Сталине». Сегодня мы знаем, что этого не было. Не кто иной, как Ленин, ставил вопрос о перемещении Сталина с поста генсека.
С 26 января по 10 февраля 1934 года проходил XVII съезд ВКП(б). После съезда начались массовые репрессии, в первую очередь была устранена значительная часть делегатов съезда. Из 1961 делегата уничтожено 1108, из 139 членов и кандидатов в члены ЦК погибло 98.[99] Тяжелый, непоправимый удар был нанесен старой ленинской гвардии.
В декабре 1936 года Сталин заявил, что в стране построен социализм и тем самым уничтожена почва, на которой произрастают враждебные элементы. Кажется, хорошо, очень хорошо! Прошло два месяца. На февральско-мартовском (1937 года) Пленуме ЦК выступил Молотов, он заявил, что страна наводнена врагами и что борьбу с ними нельзя вести обычными средствами. Необходимо создать «тройки», или особые совещания. После пленума начался невиданный в цивилизованном мире разбой. Рабочий, колхозник, герой Октября, маршал или академик — никто не чувствовал себя в безопасности. Этот разгул продолжался долгие годы.
За 13 месяцев до войны Сталин стал получать тревожные радиограммы о планах фашистов. Первую радиограмму послала из Германии Ильза Штобе. Эта героическая женщина ходила по краю пропасти, но выполняла свой долг. Фашистские мерзавцы выследили ее, и она погибла. Ценнейшие данные сообщали наши разведчики из Токио. Сталин получил 76 тревожных сообщений о готовящейся войне и ни на одно не обратил внимания. В 1943 году в беседе с Черчиллем он сказал, что не нужно было никаких предупреждений, знал, что война начнется, но думал, что удастся выиграть месяцев шесть. У наших границ 5 миллионов вооруженных фашистов, а он «думает»! Вот что писали сами немцы: «В 3.30 22 июня вся наша артиллерия открыла огонь — и затем случилось то, что показалось чудом: русская артиллерия не ответила». В первый день войны немцы уничтожили около 1200 наших самолетов на аэродромах и в неравных боях. Наши войска лишились авиационного прикрытия.
Летом 1941 года фашисты форсировали Днепр севернее и южнее Киева. Обе фашистские группировки спешили друг другу навстречу, чтобы окружить советские войска. Разгадать замысел врага — достаточно двух классов духовной семинарии… В создавшихся условиях было одно разумное решение — сохранить армию. Так поступил Кутузов в 1812 году. И такое же предложение внес Жуков, предлагая отвести войска за реку Псел. Сталин не разрешал отвод, а когда разрешил, было поздно. Немцы кричали, что захватили в плен 650 тысяч русских. Если эти данные уменьшить втрое, то и 216 тысяч — страшная потеря, 500 офицеров во главе с командующим Кирпоносом темной ночью хотели вырваться, но счастье им не улыбнулось. Они все погибли.
…Эту тему можно продолжать и продолжать. Но сердце не камень и требует отдыха. Мы судим убийцу одного человека, а как поступить с тем, по чьей вине погибли миллионы?
19 июня 1987 г.
В 1938 году мой отец, комбриг, командир 4-й Донской казачьей дивизии (дивизию принял от Г. К. Жукова), неожиданно летом получил от доброжелателей по телефону предупреждение о том, что ночью его арестуют органы НКВД. По характеру решительный, он поднял этой же ночью всю семью: мать, сестру, меня. Вызвал «эмочку» — и не успели мы охнуть, как покатили на поезде в Москву. Переволновались так, что вспоминать тошно. В Наркомате обороны отец получил разъяснение: его обвиняют в том, что он скрывает свою национальность, что он не русский, а швед, еще какая-то чепуха. Надо же было какому-то злопыхателю и доносчику состряпать такое!