– Пить хочу и есть хочу, а лекарь не дозволяет, говорит – нельзя.
– Сейчас мы с ним поговорим.
Оба боярина пришли на кухню. В этот момент Никита облизывал ложку, доедая кашу.
– Ты что же, лекарь, сам ешь, а князя голодом уморить хочешь? – возмутился один боярин.
– Нельзя ему есть – даже пить нельзя, только губы смочить. Когда можно будет, я скажу.
У бояр пыл маленько остыл.
– Дня через три ему бульон куриный можно будет, а дальше – поглядим.
– А ехать когда можно?
– Думаю, не раньше, чем через седмицу. И то, если возможность есть, на корабле, в карете трясти сильно будет. Для князя это плохо.
Бояре переглянулись, и один другому сказал:
– Надо корабль арендовать. Я займусь, а ты с кучером карету в Москву гони. Как раз доберешься к прибытию корабля, князя-то домой везти надо будет.
Бояре ушли. Никита приема в этот день не вел, чтобы покой князя не нарушить. Сделал аккуратно перевязку. Рана подмокала немного, но так и должно было быть. Он подсыпал на рану сушеного мха.
Три дня Никита не отходил от князя ни днем ни ночью – как мать от постели больного младенца. У князя немного поднялась температура, и Никита обеспокоился, но виду не подал. К четвертому дню температура нормализовалась.
Один из оставшихся бояр, Михаил, поинтересовался:
– Что князю принести? Ты обещал, что поить-кормить можно будет.
– Неси куриный бульон. А завтра уже можно будет жиденькой каши, только не пшенной, и немного вареной рыбы – только не жирной.
– Все сделаю, как велишь.
Боярин вернулся с половым из ближайшей харчевни. Тот нес глиняный горшок, закутанный в большое льняное полотенце, чтобы варево не остыло.
– Зачем так много? – удивился Никита. – Нельзя сразу столько!
– Эка беда, сами выпьем.
Когда с горшка сняли крышку, по комнате, а после и по всей избе пошел восхитительный запах.
Застонав сквозь зубы, князь с помощью Никиты сел.
Боярин отлил из горшка в кружку бульона и самолично поднес.
– Только понемногу, по глоточку, не спеша, – предупредил Никита.
Князь с наслаждением, смакуя каждый глоток, осушил кружку и откинулся на подушку.
– Эка хорошо! Вот так живешь и даже не подозреваешь, какое наслаждение просто попить, поесть. А все суета!
Боярин хотел распорядиться унести горшок, но Никита остановил его:
– Пусть останется, через два-три часа еще можно будет. Пусть половой вечером заберет.
Боярин вышел в соседнюю комнату к половому:
– К вечеру придешь. Держи копеечку.
– Премного благодарен, – отвесил поклон половой и вышел.
После кружки бульона князь оживился, повеселел.
– Да вроде и боль сегодня меньше.
– На поправку дело идет. Еще седмицу – и уже нормально ходить будешь. Только с полгодика не все есть можно, особенно жареное мясо, перец.
– То, что люблю, – вздохнул князь.
– Раньше надо было начинать лечиться. А ты, князь, с такой болячкой – да в карете путешест-вовал.
– Не по своему желанию, государева воля. В Нижний ездил.
– Теперь уж обошлось.
Князь быстро устал от разговора, прилег.
– Михаил, ты здесь?
– Тут, княже!
– Завтра рыбки вареной лекарь разрешил, ты озаботься.
– Все исполню! – заверил боярин.
– А сегодня можешь отдыхать. Впрочем, постой. Судно найди, нельзя мне пока на повозке ехать.
– Уже. На корме навес делают – вдруг непогода.
– Молодец, ступай.
Князь вздремнул, Никита – тоже. За четыре дня он вымотался: спал урывками, все время в напряжении. И как провалился.
Проснулся от шепота:
– Налей, лекарь дозволил.
– Вот проснется, сам скажет.
– Так буди.
– Он ведь четыре дня толком не спал, за тобой приглядывая. Как только на ногах держится?
– Я уже не сплю, – подал голос Никита. Несколько часов сна освежили, а то голова вовсе чумной была. – О чем спор?
У кровати князя стояла Софья.
– Князь еще бульона просит.
– Налей, ему тоже силы нужны.
– Я же говорил – дозволено мне, – как ребенок обрадовался князь.
Софья налила в кружку бульона и с поклоном подала князю. Потом еще одну – Никите.
– Ох, хорошо! – допил князь бульон. – Что там того бульона, а силы дает. Чудно!
Софья вышла и тут же вернулась, неся что-то в кулачке. Высыпала это «что-то» князю в ладонь.
– Это камни, что Никита вырезал.
– У меня?
– Именно.
Князь стал разглядывать камни, потом вернул их Софье.
– Завяжи в тряпицу, я с собой заберу. Супружнице покажу, а при случае – самому Алексею Михайловичу.
– Никита, так я пойду?
– Иди.
Наступил вечер. Никита зажег свечу. В углах комнаты таился полумрак, потрескивала свеча.
Князь спросил:
– Ты где так научился?
– Чему?
– Людей лечить. Что-то я не слышал, чтобы живот резали. Нет, вру – повивальные бабки иногда режут, когда бабы от бремени разрешиться не могут. Так ведь после того мрет половина.
– Странствовал много, в других странах был, – односложно ответил Никита. Не говорить же князю правду – это будет выглядеть еще более неправдоподобно.
– При дворе иноземные лекари есть, докторами себя величают, а лечат мазями да припарками. Я так думаю, ты им всем нос утрешь.
– Врачевание – наука сложная, – уклонился от сравнения Никита. Разговор о медицине становился скользким – даже опасным для него. Надо было срочно менять тему.
– Расскажи, где бывал, что видел?