Змеев столб

– Мария?! Мария! – кричал и звал Хаим, хотя уже понял, что Мария попала в пургу. Он порывался бежать, искать ее, но в таком состоянии, в полубеспамятстве, его не могли отпустить. На плечах, на груди, на спине Хаима повисли женщины и Юозас, а он пытался разметать их, забыв о боли в чугунных пальцах, снова треснувших и помороженных ледяной водой.

Рыхлый мелкий снежок быстро растаял, улегся на солнце за полдня. На поиски Марии вышли почти все мужчины поселка. Потом – Хаим, Юозас и пани Ядвига. Упряжка прибыла, когда они пришли домой, чтобы чуть-чуть отдохнуть и подкрепиться перед новым походом.

Якут отвязал притороченный к задку нарт мешок и вывалил на снег оленье стегно:

– Бот, подарок Кэтэрис отпрабил.

Ахнули все, Мария тоже не знала о подарке. Старик, страшно довольный произведенным эффектом, в щедрости чувств добавил к подарку Кэтэрис половину нельмы и несколько ряпушек из собачьего корма.

Ополоумевшая от восторга Гедре подхватила стегно, потащила в дом… Юозас хотел нарезать мясо на суп или построгать нельму, но то и другое оказалось мерзлым, каменно твердым и не поддавалось ножу, а рубить топором пани Ядвига не позволила – могли пропасть драгоценные крошки. Радость, радость! Решили ждать, пока подарки оттают, чтобы взял нож.

Женщины носились по юрте, словно наступил праздник. Это, вообще-то, и был праздник, ведь нашлась Мария, живая и невредимая. Все расспрашивали ее о приключении, о таинственной Кэтэрис, приславшей такой неожиданный и великолепный подарок.

Хаим тоже хотел бы послушать, но старик с загадочным видом отозвал его за мешковину, отгораживающую нары.

– Бот, – зашептал он торжественно, – тут – плохой сон от черный голоба!

С этими странными словами он сунул Хаиму в руки берестяной туесок с крышкой, крепко перевязанный сыромятным ремешком, и предупредил:

– Нету смотрет!

Туесок был маленький, но тяжелый, точно в нем лежал камень.

– Тбой Марыя сидел под снег и кричал. Уй, как страсно кричал, быдто болк – у-у-у-а-а-а! И моя подумал-подумал и ехал к Кэтэрис. Кэтэрис – саман, умный челобеки. Кэтэрис смотрел голоба тбой Марыя и гоборил: «Сопсем голоба черный». Кэтэрис лечил Марыя, брал памят и рубил плохой сон бот так – чик-чик.

Старик для пущей убедительности постриг пальцами воздух.

– Это сопсем плохой сон, болсой боль, как плохой челобеки, как пасыста. Этот сон нада спускат море. Пусь тонет там, другая мир, к абааhы[52]. Так гоборил Кэтэрис. Да.

Хаим с недоумением качнул туесок. В нем, определенно, был камень. Слышалось, как он тяжко бултыхается в туеске.

– Ты не смотрет нутри, никто не смотрет! Сам бросай море, и тбой Марыя будет сопсем сдороп.

От угощения старик скромно отказался, отговорившись спешкой. Выйдя проводить спасителя жены, Хаим протянул ему серебряную ложку:

– Прошу вас, передайте, пожалуйста, Кэтэрис за лечение Марии. Это серебро.

– Нет, нет, – попятился старик, замотал головой и даже заложил руки за спину. – Кэтэрис не брать лоску, Кэтэрис не лечит са лоску… Так лечит. Челобеки, оннако, не еда, не бодка, челобеки не меняют. Мех – песесь, лис, болк, нерпа меняют на бодка.

– Тогда вы возьмите. Вы же спасли Марию.

– Нет, – с достоинством покачал головой старик. – Моя не брать. Челобеки спасат так, помогат так, когда другой челобеки плохо. Не нада денги.

…Хаим не развязал туесок, никому не сказал о нем и выбросил в прорубь сразу же, как только пришел к морю. Он склонен был верить тому, что рассказал старик. Осторожно расспрашивая жену о шаманке, о том, что случилось до пурги, во время ее и после, Хаим убедился: Мария почти ничего не помнит. Она сказала, что Кэтэрис угостила ее бульоном и вроде бы мясом – вот и все, что жена запомнила за трое суток, проведенных у доброй женщины в чуме. Смутно догадываясь о предотвращении неизвестной беды, Хаим тоже стал суеверно отгонять мысли об этом.

Больше ни он, ни остальные не видели старика-якута и не слышали о шаманке Кэтэрис. Кочевые люди, зависимые от оленей, уходят вслед за стадами, а тундра – широкая…

Глава 15 Закон вне закона

В одном из островных поселков засудили за что-то поселенца. Солдату велели препроводить преступника на Столбы, но конвойный его не довел и сам не вернулся. А когда двинулся лед, рыбаки увидели двоих людей на проплывавшей мимо льдине. Осужденный и солдат спали на ней. Спали так, как уснули в пургу, первый в мешочных обмотках вместо обуви на ногах, второй – с винтовкой за плечом. Людей, потерявшихся во время метелей, обычно находили только весной и называли их «подснежниками».

Тугарин сдержал свое обещание не вызывать судей из-за каждой ворованной доски и неявки на работу без уважительной причины в виде тяжелой болезни, смерти или той же пурги. Хотя, собственно, можно было уже не вызывать. На островах повсеместно началась практика невыездных судов. Акты о преступлениях доставлялись с оказией в Тикси куда следует, там принимали заочное решение, и оно вступало в силу.